Млечный Путь, 2012 № 03 (3)

— Граждане Фронтирии! Сейчас вы увидите человека, подтверждающего известный всем факт: Фронтирия — планета героев! Этот человек побывал в пучине Ада, встретил там чудовищ, но не убоялся их! Как не убоялся он и нелюдей, когда-то обитавших здесь, на Фронтирии, но от чудовищ отличных лишь обманчивым внешним сходством с людьми! Этот герой вернулся к нам практически с того света, и сейчас вы услышите его историю из первых уст! Юан, поднимайся к микрофону!

Вскарабкавшись на трибуну, Юан встал рядом с Патриархом. Тот даже не посмотрел на него, взгляд стальных глаз был устремлён вдаль. Юан тоже посмотрел на бескрайние заснеженные равнины, простиравшиеся от холмов до самого моря. Он смотрел на аккуратные прямоугольники огражденных участков, постепенно вгрызающихся в опустевшие степи, еще совсем недавно кормившие бесчисленные стада мобашей. Юан смотрел на свой городок, маленький, но растущий, с крепкими жилами плотно застроенных улочек. Он разглядывал море людей, стоящих перед ним, восторженные лица детей, с открытыми ртами, сидевших на плечах родителей. И жаждущие глаза новоприбывших, ступивших из Потерны на эту землю с надеждой на лучшую жизнь. Он смотрел на них, и запутанный узел правды и лжи, сплетённый в его мыслях, вдруг исчез, уступив место слову. Одному тетонскому слову, в котором крылся ключ ко всему. И, прошептав его про себя, Юан подошёл к микрофону.

Эдвард МИТЧЕЛЛ

(1852–1927)

ТАХИПОМПА

Математическая демонстрация

Перевод с английского: Михаил Максаков

Нет ничего загадочного в том, что профессор Серд меня недолюбливал. В нашей математической группе я был единственным плохим математиком. Каждое утро пожилой джентльмен с энтузиазмом устремлялся в аудиторию, а покидал ее неохотно. Да это и неудивительно. Разве не счастье найти семьдесят юношей, которые, и порознь, и все вместе, предпочитали иксы и игреки денежным купюрам, дифференциальные уравнения мотовству и тусклый свет далеких небесных тел ослепительному сиянию земных «звездочек» на театральных и концертных подмостках?

Так что отношения профессора математики и группы юниоров Полипского университета складывались вполне безоблачно. Каждый из семидесяти студентов представлялся ученому мужу логарифмом вероятного Лапласа, Штурма или Ньютона. Перед ним стояла восхитительная задача — вести их по чудесным равнинам конических секций вперемежку с тихими водами интегрального исчисления. Строго говоря, особых проблем у него не возникало. Ему требовалось только направлять своих подопечных, исправлять их ошибки, поднимать к новым высотам — и блестящие результаты на экзаменах были гарантированы.

Только я один доставлял ему беспокойство и сбивал с толку, как неизвестная величина, которая случайно вкралась в работу и серьезно угрожает точности его расчетов. Жалко было смотреть на почтенного математика, когда он умолял меня не так категорично отвергать прецеденты в использовании котангенсов или, чуть не плача, убеждал, что пренебрегать ординатами чрезвычайно опасно. Но все впустую. Множество теорем после записи на доске так и оставались у меня на манжетах, не доходя до головы. Никогда и никому еще не удавалось расходовать столько брусков мела с таким ничтожным результатом. И поэтому Том Фернис-второй в оценке профессора Серда представлял собой полный ноль. Моя безалгебраическая персона вызывала у него настоящий ужас. Я часто замечал, что профессор обходит меня седьмой дорогой, только бы не столкнуться лишний раз с человеком, у которого в душе не нашлось места для математики.

Ферниса-второго никогда не приглашали в дом профессора Серда. Семьдесят человек из нашей группы поочередно блаженствовали, сидя вокруг чайного столика своего наставника. Семьдесят первый не имел представления об очаровании этого совершенного эллипса с парными кустами фуксий и герани, красующимися точно в двух его фокусах.

К большому несчастью, такая дискриминация являлась для меня серьезным потрясением. Не то чтобы я так уж сильно жаждал попробовать один из сегментов прославленного лимонного пирога, которые вдохновенно пекла миссис Серд. Не то чтобы меня так уж привлекали сфероидальные сливы ее вкуснейшего варенья. Не то чтобы я так уж горел желанием услышать полные искрометного юмора застольные речи профессора, целиком посвященные биномам, и насладиться его забавными толкованиями мудреных парадоксов. Причина таилась в другом. У профессора Серда была дочь. Двадцать лет назад он создал житейскую теорему, предложив нынешней миссис С. выйти за него замуж. Через достаточно короткий срок он добавил к теореме и небольшое следствие. Этим следствием стала девочка.

Абсцисса Серд обладала такой же совершенной симметрией, как и круг, нарисованный некогда Джотто для папы римского, и была так же безупречна, как и математика, которую преподавал ее отец. И однажды, когда пришла весна, чтобы извлечь корни промерзших деревьев из зимней спячки, я в это следствие влюбился. Вскоре у меня появились все основания убедиться, что и следствие не осталось ко мне безразличным.