Млечный Путь, 2012 № 03 (3)

— Послушайте, Артур, — как можно спокойнее начала Соловьёва.

Но он не стал её слушать.

— Перестаньте! — крикнул он и вскочил. — Как же мне надоел этот успокаивающий тон. Анна Викторовна, вы ночь тряслись в поезде, вы устали и расстроены. Вам хочется домой к семье, а вы вынуждены сидеть здесь и слушать мой бред. Давайте ускорим этот процесс, для нас обоих лучше будет, если вы будете говорить со мной, как с нормальным человеком. Я просто хочу понять, что меня ждёт с вашим диагнозом в дальнейшем. Скажите мне всё, как есть. Не бойтесь, я не стану вас кусать или душить.

Он сел в кресло и сжал голову руками.

— Насколько тяжело я болен?

— Артур Андреевич…

— Отвечайте на мой вопрос!

— Вы больны, ваша нервная система истощена. Но состояние вашей психики — это защитная реакция мозга на случившееся. Так вам сейчас легче. При разумном лечении, вы можете полностью восстановиться. Если вы хотите, я могу определить вас в нашу больницу и лично контролировать процесс лечения.

— А зачем меня лечить, — он медленно поднял на неё глаза. — А если мне так лучше. Мне всё равно, что меня считают ненормальным, но ведь я социально не опасен. Моё безумие живёт во мне и никому не мешает. Моё безумие никому не причиняет вреда…

Соловьёва растерялась.

— Оно причиняет боль вашим близким.

— А если я не могу жить с нормальным рассудком? Нормальным в вашем понимании? — он в упор посмотрел на врача. — Как, по-вашему, Анна Викторовна, лучше жить безумным или умереть нормальным?

Соловьёва долго молчала. Она не привыкла к таким разговорам с пациентами. Обычно всё бывает проще.

— Я не знаю, — честно призналась она. — Как врач, я должна вас лечить. И потом, зачем такая крайность — умирать…

Артур опустил голову.

— Я тоже не знаю…

Соловьёва перевела дыхание.

— Послушайте меня, Артур Андреевич…

— Просто Артур.

— Хорошо. Артур, я скажу вам честно, вы не производите впечатление больного человека. То, что с вами происходит, — это срыв, нервный срыв. Но если мы не станем это лечить — неизвестно, чем всё закончится. Любая болезнь, если её не лечить усугубляется. Я здесь, чтобы помочь вам.

Артур закивал.

— Вот и хорошо, — мягко сказала Соловьёва. — Я хотела бы услышать вашу историю от вас, если вы, конечно, захотите рассказать её снова.

Артур горько улыбнулся.

— Я расскажу, конечно, возможно уже в тысячный раз. Если позволите, — коротко взглянув на Соловьёву, он достал пачку сигарет.

Она молча придвинула к нему пепельницу. Артур закурил, нервно сжимая сигарету в пальцах. Он вздохнул и повёл свой рассказ.

— Её звали Элеонора… Эля. Она была на три года моложе меня. Познакомились ещё совсем зелёными. Эля на первом курсе театрального училась. Когда встретились, она была как воробышек, худенькая, маленькая, пять дырок в каждом ухе, две в носу, вся в «фенечках», всегда с гитарой, песни писала. Надо мной ребята на курсе смеялись, говорили, я с такой неделю не проживу. Мы же технари, народ совсем другой, серьёзные очень. Но всё по-другому вышло, я к ней… словно прирос… — Артур раздавил окурок в пепельнице и улыбнулся. — Знаете, она была, как солнышко, рядом с ней себя чувствуешь счастливым. Чудная была, сентиментальная до жути, над мультиками ревела, котят и щенков с улицы всех в дом тащила. Грозу любила. Однажды на улицу под дождь в одной сорочке побежала, под летнюю грозу. Я бегал, ловил её в темноте. А на годовщину свадьбы весь дом ромашками усыпала… Мы с ней шесть лет прожили, как один день, я на неё и насмотреться не успел…

Артур вытащил из пачки ещё одну сигарету, руки его слегка дрожали.

— Артур, у вас не было детей, почему?

— Ну, вначале учились оба, не до детей было. Потом Эля карьерой была занята, поэтому о детях не думали, она же совсем молодая была… Так и не собрались.

Соловьёва полистала бумаги.

— Вы считаете, Эля погибла из-за не сложившейся карьеры?

Артур выпустил дым и теперь смотрел, как его вытягивает сквозняком.

— Её карьеру нельзя назвать неудачной. Скорее Эля не выдержала первого испытания, — он пожал плечами. — А может, я чего-то не понимаю. В институте она была лучшей. Все с ней носились: Элечка Милявская, вторая Раневская! Такой талант! Со второго курса в профессиональном театре играла. Вот она и возомнила, что равных ей нет. Институт окончила, с кем-то поссорилась. Из одного театра выперли, в другой не взяли. У неё депрессия началась. Я помочь ничем не мог, ну жалел, а что ей от этого? — Артур встал резко и подошёл к окну.

— Можете дальше не говорить, — Соловьёва невольно отвернулась, чтобы не видеть его боль.

— Отчего же, — хрипло произнёс он. — Может, это вам что-то даст. Короче, она извела и себя и меня. Никого не хотела видеть, ни с кем говорить, меня и то переносила с трудом. В общем, однажды утром я проснулся, а она спит у меня на плече. В то время её мучила бессонница, и такой спокойный сон был редкостью. Я лежал и боялся пошевелиться, чтобы её не разбудить, а она… она уже была мертва. Потом я узнал, что вечером она выпила две упаковки снотворного. — Артур замолчал, потом добавил через паузу. — Я спал, а она умирала у меня на руках.