Млечный Путь, 2012 № 03 (3)

Дождь лить перестал, но с неба продолжала сыпать мерзкая теплая морось. Анна сама села за руль и через пятнадцать минут остановила машину возле особняка Саллеров. Широкая подъездная аллея вела к мраморной лестнице, и на самом верху её стояли пять человек прислуги — все заплаканные и такие же поникшие, как сам хозяин.

— Джон, я заеду завтра, — сказала Анна. — Отдохни. Наступили тяжелые времена для нас. Без Евы будет все не так.

— Не могу поверить, что её больше нет.

— Джон, пожалуйста, — умоляюще произнесла Анна.

Он с трудом вылез из машины. Ссутулившись, он медленно поднялся по ступенькам, с трудом поднимая отяжелевшие ноги. Анна подождала, пока он поднимется, и уехала.

— Мистер Джон-Грей, мы все очень скорбим, — хрипло сказал шофер, когда хозяин поравнялся с ним.

— Да-да, — ответил Грей. — Это все… неожиданно…

Всхлипывая, следом за ним двинулись горничные и кухарка. В огромной зале в камине жарко горел огонь, повсюду в роскошных вазах стояли розовые букеты. Розы благоухали и томно глядели на Грея с полок, ниш, столиков.

Над камином висел портрет Евы — его повесили всего неделю назад. Ева смотрелась на нем, как живая — веселые искорки в глазах, задорно приподнятые уголки коралловых губ, высоко взбитые каштановые волосы… Несколько пушистых тонких локонов падали на обнаженные смуглые плечи…

Грей изумленно остановился перед портретом, словно видя его впервые.

— Мистер Джон-Грей, — с тяжелым вздохом сказала одна из горничных. — Как же мы будем жить-то теперь?

— Не знаю, Мария, не знаю, — ответил он, с трудом преодолевая спазмы в горле…

Ночью он не мог уснуть. Перед глазами стоял образ Евы. Легкая, подвижная, гибкая, смешливая — она дразнила его из темных углов необъятной спальни, а он страдал, стонал, но рыдать больше уже не мог. Постель казалась без неё холодной, как арктическая пустыня, шелк наждаком натирал кожу и колючими буграми поднимался под поясницей. Небо прояснилось, взошла круглая луна — немыслимо яркая и бесстыдная. Она откровенно глазела на обезумевшего Грея с интересом беспощадного палача и жгла его белым взглядом.

Заснул он только под утро. Сон был тревожный, тяжелый, душный, как июльская ночь. Ева стояла в саду и махала Грею рукой. Он приподнялся на кровати, чтобы разглядеть её получше… и упал.

Толком не проснувшись, он сел и огляделся. В доме пахло кофе и чем-то ещё — ванильным и вкусным. Пахло Евой. Он привык просыпаться с ней и этими запахами.

Хмурясь, он набросил на плечи шелковый халат, плеснул в ванной комнате холодную воду на лицо, с мрачным удовлетворением осмотрел черную щетину и серые круги под глазами. Лицо страдальца.

Грей со вздохом запахнул полы халата и спустился вниз, к завтраку. Покосившись на пустое кресло на другом конце стола, он глотнул горячего кофе.

Кофейные зерна были явно пережарены, тосты подгорели, сыр нарезан неаккуратно — слишком толстыми и кривыми ломтиками. Твердое масло, которое вынули из морозильной камеры только перед самой подачей на стол, по тосту не размазывалось, крошилось и рассыпалось.

Джон-Грей Саллер покорно допил горький противный кофе, с усилием проглотил испорченный тост. Ева всегда сама следила за приготовлениями к завтраку, а теперь — некому. Плохо, плохо…

Он покачал головой, вставая из-за стола.

Одеваясь, он вдруг отметил, что не видит своей машины перед парадным входом — видимо, прислуга решила, что сегодня он не поедет в офис, а будет горевать у себя в спальне. Ну уж нет, надо отвлечься, чтобы не думать и не сравнивать свои дни с Евой и без неё…

Его компания «Саллер-ком» занимала один из самых роскошных небоскребов в центре города. Все здание — от первого, подвального, этажа до самой крыши было набито дорогой и самой современной аппаратурой, высококвалифицированным персоналом и безумными идеями, осуществление которых стало для Джона-Грея Саллера смыслом жизни.

Грей подъехал к зданию компании, тоскливым взглядом окинул голубовато-стальную колонну, вонзившуюся в самые облака, и с трудом, покряхтывая, выбрался из машины. Уже в вестибюле его окружили сочувствующие сотрудники, выражая свои соболезнования, и он, торопливо кивая и благодаря, быстро избавился от них и поднялся на лифте в свой роскошный кабинет — необъятный, отделанный красным деревом, кожей и мрамором, с многочисленными зеркалами и скрытыми светильниками.

Ева, Ева, повторял он про себя. Что же мне делать? Как жить? Обессиленно упав в глубокое мягкое кресло, он закрыл глаза ладонями.

— Джон, — сказала Анна, входя в кабинет.

Он вздрогнул.

— Джон, — повторила Анна. — Я понимаю, что тебе очень тяжело, но, если ты решил приехать в офис, надо работать.

Анна была невыносима. Он смотрел на её чистое спокойное лицо, аккуратно подкрашенные губки и глаза (странно, не видно даже, что она плакала о погибшей сестре), на строгий костюм и идеально белый медицинский халат, едва прикрывающий колени, на стопку бумаг в её руках, и подумал — смерть Евы ничуть Анну не тронула. Тот же холод слов и обыденность фраз.