— Все мы, товарищи, внимательно читаем газеты, — опять заговорил Трофимов, и в напряженной тишине зала голос его прозвучал неожиданно отчетливо. — И вот рядом с сообщениями о стройках коммунизма, о наших трудовых успехах на заводах и колхозных полях, рядом с сообщениями об упорной борьбе, которую ведет Советский Союз за мир, часто встречаются коротенькие заметки о том, что к нам в гости приехала еще одна делегация крестьян из стран народной демократии. С гордостью читаем мы такие заметки, хорошо понимая, зачем приезжают к нам наши зарубежные друзья. Мы знаем, что крестьяне Румынии, Болгарии и Венгрии, Чехословакии, Польши и демократической Германии, вступившие на новый, светлый путь, едут в страну социализма, чтобы поучиться передовым методам работы, чтобы перенять у наших колхозников более чем двадцатилетний опыт коллективного труда. Да, к нам едут учиться, и мы по праву гордимся этим…
По мере того, как Трофимов говорил, в зале нарастало беспокойство. Многие колхозники поднялись со своих мест. Теперь не было, наверно, здесь человека, который бы не понимал, что скажет сейчас прокурор. И дорого дал бы Трофимов, чтобы не говорить этих прямых, суровых слов, но он не мог не сказать их.
— Товарищи!.. — Трофимов обвел взглядом первые ряды и заметил стоявшую у окна девушку, удивительно похожую на Осокину, совсем юную, стройную и хрупкую девушку, которая по-взрослому строго и прямо глядела на него, готовая услышать всю правду. — Представим себе, товарищи, что в день суда вдруг откроется дверь и в зал войдет делегация крестьян из Польши или Румынии, из Венгрии или Чехословакии…
Трофимов таким естественным движением протянул руку в сторону дверей, что все, кто был в зале, невольно оглянулись.
— Что скажем мы им? Разве этому приехали они учиться у нас? Разве на суд спешили они за тысячи километров от своего дома, когда ехали в прославленное колхозным трудом уральское село Искра? Нет, не на суд ехали они к нам, не этому хотели поучиться они в нашем селе… И стыдно будет нам смотреть им в глаза!..
Долго молчал Трофимов, а когда заговорил снова, голос его уже звучал спокойно, как у человека, решившегося высказать горькую правду и исполнившего этот свой трудный долг.
— Уверен, товарищи, — сказал Трофимов, — что печальные события в вашем селе могли бы и не произойти, если бы вы серьезнее отнеслись к защите своих колхозных прав, если бы малейшее нарушение Устава сельскохозяйственной артели вызывало ваш решительный протест. Интересы советского правительства полностью совпадают с вашими личными колхозными интересами. Интересы советского правительства всегда и во всем полностью совпадают с интересами советских граждан, ибо власть у нас — подлинно народная власть. Вам ли этого не знать, когда ваш председатель колхоза Анна Петровна Осокина — член правительства. Так почему же вы по-настоящему не задумались над смыслом постановления Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) «О мерах ликвидации нарушений Устава сельскохозяйственной артели в колхозах»? Почему, недовольные положением дел в «Огородном», вы не пришли поделиться своими сомнениями к прокурору, призванному стоять на страже наших народных законов? Почему забыли вы о своем гражданском долге — помогать прокурору в справедливом деле охраны народного достояния?
Трофимов достал из кармана записную книжку, перелистал ее и, найдя нужную страничку, посмотрел в глубину притихшего зала.
— Товарищи!.. Вот что говорил еще в 1933 году товарищ Сталин: «Революционная законность нашего времени направлена своим острием… против воров и вредителей в общественном хозяйстве, против хулиганов и расхитителей общественной собственности. Основная забота революционной законности в наше время состоит следовательно в охране общественной собственности, а не в чем-либо другом».
Трофимов подошел к столу президиума.
— Теперь уже сделанного не воротишь, — заключая свое выступление, сказал он. — Но пусть то, что случилось, послужит вам, товарищи, хорошим уроком на будущее…
— Товарищ прокурор! — послышался голос из задних рядов. — Раз уж начали напрямки говорить, так позвольте и мне…
По проходу не спеша, с решительным выражением на нахмуренном лице, шел коренастый, в распахнутом матросском бушлате, парень. За воротом его рубахи Трофимов увидел узенькую полоску тельняшки. Но и без того, по раскачивающейся походке в нем сразу можно было угадать бывшего моряка.
— Я вот о чем, — сказал он, подойдя к сцене. — Я спросить: на восьмом лесоучастке вы были, товарищ прокурор?
— Нет, не был.
— А жаль, что не были. Там безобразия творят.
— Какие же?
— Большие, товарищ прокурор. Посудите, валят лес без всякого учета науки. Губят молодняк — вот какие безобразия, товарищ прокурор…
— Да, дело серьезное, — насторожился Трофимов. — Обязательно побываю на вашем участке. Скажите, кем вы там работаете?
— А я там не работаю, — усмехнулся парень. — Просто душа болит на ихние порядки глядеть, вот я и рассказал. Я мотористом на катере работаю. Временно… до возвращения на флот…