Младенца на трон!

Женщина от неожиданности оторопела. Дверь распахнулась, и в комнату вбежал веснушчатый рыжеволосый парень лет двадцати в перепоясанном кушаком длинном зеленом кафтане, похожем на те, что Пьер видел на фигурах стрельцов в музее Гревен. На боку висела длинная сабля.

— Что с дитем? — обеспокоенно крикнул он.

Мамка всплеснула руками.

— Да что ему сделается, окаянному? Вон, гляди, все сундуки отомкнул.

Но "стрелец", не слушая ее, рванул к малышу, присел перед ним на корточки и принялся ощупывать. Веснушки на его лице побледнели от волнения.

— Все ладно? Где-нить болит?

Пьер отрицательно покачал головой и ткнул пальцем в мамку:

— Не хосю!

И, чтобы усилить впечатление, гневно топнул ножкой:

— Уди!

— Ого, и впрямь ровно царь, — удивился парень.

В открытой двери стали появляться привлеченные шумом челядинцы. Глядя на растерявшуюся мамку, кто-то сказал:

— Ступай-ка ты, не гневи дитятю.

— Да что ты, Кузьма, обалдел? — возмутилась она. — Меня ж Федор Иваныч посечет!

Вдруг все разом расступились, и появился сам Шереметев в желтом суконном кафтане, из-под которого виднелись красные сафьяновые сапоги. Без шуб он оказался не таким уж и толстым.

"Приделать Черчиллю бороду — и прямо одно лицо будет, — мысленно фыркнул Пьер. — Сейчас я вам выдам представльеньице, мсье Шереметев".

Между тем тот, нахмурившись, кинул взгляд на Пьера и грозно сказал мамке:

— Я, Агафья, почто тебя сюда поставил? Дабы ты крик на весь двор разводила?

Та сжалась, словно уменьшившись в размерах, и принялась оправдываться:

— Помилуй, батюшка Федор Иваныч, да нешто я…

— Хватит причитать! Сказывай, что тут у вас учинилось!

— Мальцу она не глянулась, — ответил за нее "стрелец". — Требует, чтоб ушла.

— Требует?! — глаза боярина полезли на лоб. — Это как же?

Пьер решил, что настала его очередь вступить в разговор. Он подбежал вплотную к Агафье и, упершись обеими руками в ее бедро, стал выталкивать.

— Уди! Уди!

— Ну, ты погляди, а, — всплеснула она руками, а толпа у двери умиленно заахала.

— А ну, цыц там! — прикрикнул Шереметев и снова накинулся на мамку. — С чего это он серчает?

— Ведать не ведаю, батюшка. Я ставень-то сняла с оконца да отошла по надобности. Вертаюсь — а он тут в ларях твоих шмыгает, вот я и спросила.

— Уди-и! — завопил вдруг Пьер, гневным жестом указав на дверь. — Уди!

— Вот что, братец, — наклонился к нему Федор Иванович, — утихомирься-ка. Агафья — баба душевная, и тебе за няньку будет. Так что свои коленца выкидывать прекращай, а то ведь я и высечь могу!

— Эй-эй, боярин, полегше, — нахмурился "стрелец".

— А ты, Васька, замолчь, — огрызнулся Шереметев. — Коли князь Пожарский силком мне тебя приставил, так не в свое дело не сувайся.

"Что ж, придется дать спектакль, иначе от нее не избавиться", — мысленно улыбнулся Пьер и, придав лицу самое злобное выражение, на какое только был способен, топнул ногой.

— Не хотю! Уди! Уди-и! — крикнул он и заверещал на одной ноте противным, писклявым голосом.

Лицо Федора Ивановича налилось кровью, с минуту он молча смотрел на Пьера, а потом заорал:

— Да нет у меня никого, окромя нее!

— А-а-а!

— Замолчь немедля!

— А-а-а!

— Могет, мою Варвару к нему посадить? — спросил кто-то из толпы.

— Не-е! А-а-а!

Шереметев схватился за голову.

— Царица небесная, дай мне сил! Что тебе надобно, чадо? Нешто один в горнице хочешь жить?

Пьер мгновенно замолчал и улыбнулся. Стоявшие у двери челядинцы зашушукались:

— Почто ему нянька, такому-то умненькому.

— Коли так положено, возражать не должон.

— Да как ты без мамки-то будешь? — начал было Шереметев, но Пьер демонстративно набрал воздуха в легкие, и боярин обреченно махнул рукой:- Господь с тобой, оставайся. Васька, слышь, ты заходи к нему почаще, чтоб чего не вышло.

Пьер улыбнулся еще шире и дернул Федора Ивановича за длинный рукав:

— Ам-ам!

— Ох ты, Господи, он же не жрамши, — всполошился Шереметев. — Сейчас принесут.

Несколько человек тут же сорвались с места, но Пьер решительно заявил:

— Сам! — и потопал к двери.

Люди, улыбаясь, расступились, он вышел из комнаты и вопросительно оглянулся. Мужичок лет сорока, стоявший ближе других, кивнул и протянул руку:

— Туда. Ступай со мной.

Пьер сунул кулачок в его теплую ладонь и решительно зашагал за мужиком.

Глава 5

Василий Григорьевич Телепнев, думный дьяк Посольского приказа, ехал в обитых дорогим сукном санях через Кулишки, что на востоке Белого Города, и, кутаясь в подбитую мехом ферязь, лениво смотрел по сторонам.

Тусклое зимнее солнце размытым кругом виднелось из-за низких туч, скупо освещая сугробы и заметенные снегом крыши.

Вокруг стоял адский шум: стук молотков, визг пил, крики, ругань. Москва, лишь недавно освобожденная от поляков, строилась заново. Горожане буравили промерзлую землю, пилили, кололи, и их жилища потихоньку росли. Тут и там виднелись новенькие срубы, кое-где еще без крыш, но уже чувствовалось, что вскоре сожженная столица восстанет из пепла.