Риббентроп указал на стол. Гитлер подошел. Молодой адъютант-эсэсовец подал ему очки. Те вмиг изменили его лицо, придав ему вид вульгарно-педантичный. Фюрер впился глазами в документ. Адъютант протянул ручку. Гитлер окунул перо в чернильницу, глянул на кончик, нахмурился, распрямился и раздраженно ткнул пальцем. Чернильница была пуста. В кабинете началась томительная суета. Геринг потер руки и рассмеялся. Кто-то из чиновников вытащил свою авторучку и протянул Гитлеру. Тот снова склонился и тщательно прочитал соглашение, затем очень быстрым росчерком поставил подпись. Один адъютант промокнул чернила, второй забрал документ, третий положил перед Гитлером новую стопку бумаг. Фюрер чиркнул снова. Процедура повторилась еще раз. И повторялась в общей сложности двадцать раз, заняв несколько минут: по экземпляру основного соглашения для каждой из четырех держав, а также различные дополнения и приложения к нему – плод творчества самых образованных юристов Европы, которым удалось обойти спорные вопросы, отложив их на более поздний срок, и выработать документ менее чем за двенадцать часов.
Покончив с делом, Гитлер рассеянно бросил авторучку на стол и отвернулся. Следующим к столу подошел Чемберлен. Он тоже нацепил очки, которые, как и фюрер, стеснялся носить на публике, взял перо и стал внимательно читать текст, под которым должен был поставить подпись. Челюсть его слегка двигалась вперед-назад. Затем премьер-министр тщательно начертал свою фамилию. С улицы раздался взрыв ликования, как будто толпа знала, что происходит в эту секунду. Чемберлен был слишком сосредоточен, чтобы обращать внимание. Зато Гитлер поморщился и кивнул в сторону окна. Адъютант раздвинул шторы и закрыл раму.
Стоя в тени, в задних рядах, Хартманн смотрел на происходящее невидящим взором; его длинное лицо было бледным и землистым от усталости. Как у призрака, подумал Легат. Как у человека, который уже мертв.
День четвертый
1
Легат спал в своем номере в отеле «Регина-паласт».
Он лежал на спине полностью одетый и бесчувственный, с откинутой набок головой, как у выловленного из моря утопленника. В уборной горела лампочка, дверь была слегка приоткрыта, и спальню заливал бледный голубоватый свет. Однажды в коридоре послышались голоса – Хью узнал Стрэнга, затем Эштон-Гуоткина – и шаги. Но премьер-министр наконец удалился на покой, и постепенно все внешние звуки стихли. В комнате слышалось только размеренное дыхание Хью да по временам его приглушенный крик. Ему снилось, что он летает.
Он спал слишком крепко, чтобы услышать, как кто-то дергает ручку двери. Разбудил его стук. Сначала тихий, скорее похожий на царапанье ногтями по дереву, и, открыв глаза, Хью поначалу решил, что это кто-то из детей увидел во сне кошмар и просится к ним в постель.
Но потом увидел незнакомую комнату и вспомнил, где находится. Скосил глаза на светящиеся стрелки гостиничного будильника. Половина четвертого.
Шум раздался снова.
Он протянул руку и включил прикроватную лампу. На тумбочке лежал меморандум. Легат встал с кровати, открыл ящик тумбочки и сунул документ в гостиничный путеводитель по Мюнхену. Когда он подходил к двери, полы поскрипывали под ногами. Хью коснулся ручки, но в последнюю секунду инстинкт предостерег его не открывать сразу.
– Кто там?
– Пауль.
Немец маячил на пороге, нелепый в своей попытке держаться скрытно. Легат втащил его в комнату и быстро оглядел коридор. Никого. Детектив наверняка коротает ночь в гостиной номера премьер-министра. Хью закрыл дверь. Хартманн прошелся по спальне, собирая плащ Легата, шляпу, ботинки.
– Одевайся.
– Какого черта?
– Быстрее. Хочу тебе кое-что показать.
– Да ты спятил? В такой час!
– Другого времени у нас не будет.
Хью еще не совсем пробудился. Он потер лицо и покрутил головой в попытке стряхнуть остатки сна.
– И что ты хочешь мне показать?
– Если я тебе скажу, ты не пойдешь. – В решимости Хартманна читалась почти одержимость. Он протянул другу ботинки. – Пожалуйста!
– Пауль, это опасно.
– Ты это мне говоришь? – Хартманн издал короткий лающий смешок, потом бросил ботинки на кровать. – Буду ждать тебя с задней стороны отеля. Если не появишься через десять минут, я пойму, что ты не придешь.
Когда он ушел, Легат с минуту расхаживал по комнатке. Ситуация была столь нелепой, что он почти поверил, будто все это ему приснилось. Он сел на край матраса и взял ботинки. Заваливаясь спать, Хью от усталости просто стянул их и теперь обнаружил, что не может развязать узлы на шнурках, даже зубами. Ему пришлось встать и влезть в обувь, используя пальцы вместо обувного рожка. Его обуревала злоба. А еще, пришлось признаться самому себе, он был напуган.
Он взял шляпу, перекинул через руку плащ, потом вышел в коридор, запер за собой дверь и шмыгнул за угол, направляясь к задней лестничной площадке. Внизу воспользовался входом в турецкие бани. Ароматы пара и душистого масла навеяли на миг воспоминания о джентльменском клубе на Пэлл-Мэлл. Затем он прошел через стеклянную дверь и попал на улочку позади отеля.