Мюнхен

Зеваки снова захлопали. Пауль посмотрел на улицу и увидел приближающийся «мерседес». На заднем сиденье, с профилем, не уступающим надменностью римским императорам, восседали Муссолини и Чиано. Солдат караула открыл дверцу, и оба чинно вышли на мостовую, оправили светло-серые мундиры. Порыв ветра развернул флаги. Грянули фанфары военного оркестра. Итальянцы бодро вошли в здание. Прибыли еще два автомобиля с одетыми в форму членами итальянской делегации.

Пауль выждал еще с полминуты, потом вернулся в «Фюрербау». Итальянцы стояли в вестибюле, где их приветствовал Риббентроп. А у них за спиной по устланному красным мрамору лестницы почти застенчиво, как показалось Хартманну, с непокрытой головой и одинокий, спускался Гитлер. На нем был помятый двубортный пиджак члена партии с повязкой со свастикой на рукаве, черные брюки и поношенные черные сапоги.

Фюрер остановился на середине лестницы, смиренно сцепив перед собой ладони, и ждал, когда Муссолини заметит его. Но вот Риббентроп указал наконец гостям на присутствие вождя, дуче с восторгом раскинул руки и проворно взбежал по ступенькам, чтобы стиснуть руку Гитлера. Оба диктатора повернулись и пошли к первой двери, свиты потянулись за ними.

Хартманн пристроился в задних рядах.

Несколько минут Пауль работал переводчиком, облегчая светский разговор про недавний полет между генералом Кейтелем и английским дипломатом по имени Стрэнг. И все это время он краем глаза следил за комнатой и входами в нее. И наблюдал множество событий, случившихся в быстрой последовательности. Видел, как Чемберлен и Даладье поспешили поздороваться с фашистскими лидерами. Как перемещался Муссолини, а Гитлер следовал за ним, словно боялся остаться один среди такого скопления чужаков. Как Риббентроп переговаривался с Чиано – оба надменные и разряженные, как павлины. А за Риббентропом маячил штурмбаннфюрер Зауэр, тут же впившийся в молодого человека глазами. Кейтель закончил реплику и стал ждать, пока ее переведут. Хартманн с натугой вспоминал сказанное:

– Генерал Кейтель рассказывал о погоде во время обратного перелета в Берлин после вашей встречи в Годесберге. Был вечер, и его самолету пришлось огибать десятки грозовых фронтов. Генерал говорит, что с высоты трех тысяч метров это было незабываемое зрелище.

– Удивительное совпадение, – ответил Стрэнг. – Скажите ему, что у нас тоже выдался трудный перелет…

У одного из выходов началась суета. Гитлер, скука и беспокойство которого становились все более очевидны, направился прочь.

Едва фюрер покинул комнату, все немцы повалили следом. Хартманн шел с Кейтелем. В коридоре они свернули направо. Пауль не был уверен, как ему следует поступать. Зауэр находился в группе прямо перед ним, вместе с Риббентропом. Процессия миновала длинную галерею, где отдыхали офицеры СС; приветствуя проходящего мимо Гитлера, они вскакивали и вскидывали руку. У дверей своего кабинета фюрер резко остановился. Эффект получился комичный – едва не вышла куча-мала. Лицо вождя выражало крайнее нетерпение.

– Говорить будем здесь, – хрипло бросил он Риббентропу. – Только главы и по одному советнику.

Взгляд бледно-голубых глаз заскользил по свите. Хартманн, стоявший совсем рядом, внутренне сжался, когда очередь дошла до него. Взгляд двинулся дальше, потом вернулся к нему.

– Мне на время нужны часы, – сказал фюрер. – Дайте мне ваши.

Он протянул руку.

Пауль, оцепенев на миг, просто смотрел на него.

– Боится, что не верну! – сказал Гитлер, обернувшись. Раздался взрыв хохота.

– Вот, мой фюрер. – Непослушными пальцами Хартманн отцепил часы и протянул Гитлеру, за что был вознагражден кивком.

– Отлично. Давайте приступим, – произнес Гитлер и вошел в кабинет.

Риббентроп прошел за ним. Шмидт помедлил в дверях:

– Хартманн, не окажете любезность дойти до остальных и сообщить, что мы готовы начать?

Пауль направился обратно с комнату для приемов. Он потер бледную полоску кожи на запястье левой руки, где все последние восемь лет день и ночь были часы. Странно было ощущать, что их нет. Теперь они у этого человека. Пауль чувствовал странную отчужденность от событий, словно все это ему снится.

Чемберлен, стоя у фуршетного стола, снова вел беседу с Муссолини. Подходя, Хартманн уловил фразу английского премьера: «Отличная дневная рыбалка…» Муссолини вежливо кивал, умирая от скуки.

– Простите за вторжение, ваши превосходительства, – сказал Хартманн по-английски. – Фюрер хотел бы пригласить вас к себе в кабинет, чтобы начать переговоры. Он предполагает участие глав делегаций и только по одному советнику.

Муссолини огляделся в поисках Чиано, увидел его и щелкнул пальцами. Тот мигом явился на зов.

– Хорас, пора идти, – окликнул Чемберлен Уилсона.

Даладье, наблюдавший за событиями со стороны, обратил на Хартманна меланхоличный взгляд.

– Nous commençons?[25] – спросил премьер, стоявший у группы французских делегатов.

Среди них Пауль узнал посла Франсуа-Понсе.

Даладье огляделся вокруг и нахмурился.

– Où est Alexis?[26] – спросил он.

Никто, похоже, не знал. Франсуа-Понсе вызвался найти пропавшего.