Мюнхен

Его темно-синий полосатый костюм был скроен элегантно. Значок со свастикой в петлице играл в лучах закатного солнца, косо падающих через высокое окно. Барон только в этом году вступил в партию. Теперь он имел почетное звание в СС и был одним из крупнейших немецких дипломатов. Если Вайцзеккер и продал свою душу, то по крайней мере не продешевил.

– Чем могу помочь, господа?

– Я осмелюсь предложить, чтобы присутствующий здесь Хартманн был включен в нашу делегацию на завтрашней конференции, – сказал Кордт.

– Почему вы просите меня? Подойдите к министру, вы ведь работаете в его конторе.

– При всем уважении к министру, в большинстве подобных случаев он машинально отвечает «нет», пока его не удается убедить в обратном, а в настоящий момент для привычного процесса уговоров нет времени.

– А почему так важно, чтобы Хартманн поехал в Мюнхен?

– Помимо его безупречного английского, который и сам по себе способен пригодиться, мы предполагаем, что у него есть возможность установить потенциально важные контакты в штате сотрудников Чемберлена.

– В самом деле? – Вайцзеккер с интересом воззрился на Хартманна. – Кого вы там знаете?

– Это дипломат, ныне состоящий в числе личных секретарей Чемберлена, – ответил Пауль.

– Как вы с ним познакомились?

– Вместе учились в Оксфорде.

– Он симпатизирует новой Германии?

– Сомневаюсь.

– Значит, враждебен ей?

– Я склонен полагать, что он разделяет убеждения большинства англичан своего класса.

– Это может означать все, что угодно. – Вайцзеккер повернулся к Кордту. – Почему вы уверены, что он хотя бы будет в Мюнхене?

– Мы не уверены. Полковник Остер из абвера старается это организовать.

– А-а-а, полковник Остер. – Статс-секретарь медленно кивнул. – Теперь я понимаю, какого рода этот контакт.

Он налил себе остатки шампанского и неспешно допил. Хартманн смотрел на его колыхающееся адамово яблоко, гладко выбритые розовые щеки, на серебристые седые волосы, схожие оттенком с новеньким партийным значком. И чувствовал, как к горлу комом подкатывает презрение. Он бы предпочел иметь дело с каким-нибудь коричневорубашечником с переломанным носом, чем с этим лицемером.

Барон поставил пустой бокал на стол.

– Вам следует быть поосторожнее с этим полковником Остером. Можете даже передать ему предупреждение от меня: его деятельность не проходит совершенно незамеченной. До сих пор существовала некая терпимость к многообразию взглядов, при условии соблюдения известных норм, но чутье подсказывает мне, что скоро все изменится. Национал-социализм вступает в новую, более жесткую фазу.

Он нагнулся, пошарил под столом и нажал на кнопку. Дверь открылась.

– Фрау Винтер, будьте любезны внести фамилию герра фон Хартманна в список аккредитованных членов завтрашней конференции. Запишите его переводчиком, ассистентом доктора Шмидта.

– Слушаюсь.

Она вышла. Кордт поймал взгляд Хартманна и кивнул. Оба встали.

– Благодарим вас, статс-секретарь.

– Да, – добавил Пауль. – Спасибо. – Он немного помедлил. – Могу я задать вопрос, герр барон?

– Какой?

– Не могу понять, почему фюрер передумал. Как вы полагаете, он на самом деле планировал вторжение или все это время блефовал?

– О, он безусловно собирался предпринять вторжение.

– Тогда почему свернул его?

– Кто скажет? Никто на самом деле не знает, что у него на уме. Подозреваю, в итоге он понял, что Чемберлен лишил его повода к войне: вмешательство Муссолини в этом смысле сыграло решающую роль. Геббельс прекрасно изложил все это за обедом, хотя сам лично потворствовал вторжению: «Никто не начинает мировую войну из-за пустяков». Ошибка фюрера в том, что он составил список конкретных требований. Поскольку по большей части они были удовлетворены, у него оказались связаны руки. Как мне кажется, в следующий раз он не повторит подобной ошибки.

Обменявшись со статс-секретарем рукопожатием, они закрыли за собой дверь. В голове у Хартманна эхом звучала последняя фраза разговора: «В следующий раз он не повторит подобной ошибки».

– Ваше имя будет в списке на Анхальтском вокзале, герр Хартманн, – сказала фрау Винтер. – Будет достаточно показать ваше удостоверение личности. Специальный поезд отправляется сегодня вечером в двадцать пятьдесят.

– Поезд?

– Да, поезд фюрера.

Его сдерживало присутствие ожидающего Кордта и двух работающих машинисток.

Кордт тронул Пауля за руку:

– Нам лучше поспешить. Вам нужно собрать вещи.

Они вышли в коридор. Хартманн обернулся через плечо, но она уже сидела за своим столом и печатала. Что-то в ее полном безразличии встревожило его.

– Все прошло легче, чем я ожидал, – сказал он на ходу.

– Да, наш новый статс-секретарь так восхитительно расплывчат, не так ли? Ему удается одновременно служить опорой режима и выказывать симпатию к оппозиции. Вы прямо домой идете?

– Не сразу. Мне сначала нужно забрать кое-что из кабинета.

– Разумеется. – Кордт пожал ему руку. – В таком случае я вас оставляю. Удачи.

Кабинет Хартманна был пуст. Без сомнения, фон Ностиц и фон Ранцау ушли отмечать радостное событие. Он сел за стол и отпер ящик. Конверт лежал на том же самом месте.

Пауль сунул его в портфель.