Мюнхен

– Готов согласиться, что его достижения во внешней политике весьма примечательны: возвращение Рейнской области, присоединение Австрии. Но дело в том, что все это были бескровные победы. И возвращение Судетенланда тоже может быть бескровным. К сожалению, он больше не намерен достигать цели мирными средствами. Правда, которую я осознал этим летом, заключается в том, что Гитлер действительно хочет войны с Чехословакией. Он вообразил себя гениальным полководцем, хотя дослужился всего лишь до капрала. Вы никогда не поймете этого человека, если не примете в расчет этой стороны. И по одному пункту армия единодушна: начать в этом году войну против Франции и Англии означает подтолкнуть Германию к катастрофе.

Хартманн ухватился за возможность вставить слово.

– Если по существу, я могу предоставить свежайшее доказательство стремления Гитлера к войне. – Он сунул руку во внутренний карман и извлек текст письма Гитлера к Чемберлену. – Вот ответ фюрера англичанам, отосланный сегодня вечером.

Пауль передал телеграмму Остеру, потом снова сел, закурил сигарету и наблюдал, как бумага переходит из рук в руки.

– Как вы это раздобыли? – поинтересовался Кордт.

– Относил из рейхсканцелярии в английское посольство. Сделал копию.

– Быстрая работа!

– Итак, господа, решено, – произнес Остер, закончив чтение. – В этом послании нет ни намека на компромисс.

– Оно равнозначно объявлению войны, – добавил Бек.

– Нам следует первым делом поутру передать его в руки главнокомандующего, – сказал Остер. – Если это не убедит его, что Гитлер не блефует, то ничто не убедит. Мы можем оставить документ у себя, Хартманн, или его необходимо вернуть в Министерство иностранных дел?

– Нет, можете показать его военным.

Донаньи, худой очкарик лет тридцати пяти, до сих пор выглядевший как студент, вскинул руку:

– У меня вопрос к капитану Хайнцу. Допустим, нам удастся завтра арестовать Гитлера. Что мы будем делать с ним дальше?

– Ликвидируем, – сказал Хайнц.

– Нет-нет! Я не могу с этим согласиться.

– Почему? Думаете, он хоть на секунду заколебался бы устранить нас?

– Нет, конечно, но я не хочу опускаться до его уровня. Кроме того, убийство превратит его в величайшего мученика немецкой истории. Многие поколения наша страна будет жить в его тени.

– На самом деле мы вовсе не станем трубить, что его убрали. Скажем просто, что он погиб в схватке.

– Это никого не обманет. Правда выплывет наружу, как бывает всегда. – Донаньи обратился к обществу. – Гизевиус, поддержите меня.

– Не знаю, что и думать. – Гизевиус был юрист с невинным лицом младенца. Он начал строить карьеру в гестапо, но вскоре понял, с какого сорта людьми ему приходится работать. – Думаю, лучшим выходом будет предать его суду. Показаний против него у нас наберется на папку в метр толщиной.

– Целиком согласен, – сказал Бек. – Я не желаю принимать участия в самосуде. Этого малого надо посадить под замок и подвергнуть тщательной психиатрической экспертизе. Потом его либо упрячут в лечебницу, либо призовут к ответу за преступления.

– Психиатрической экспертизе! – пробурчал Хайнц себе под нос.

– Каково ваше мнение, Кордт? – спросил Остер.

– Проблема с судом в том, что Гитлер таким образом получит трибуну. Он станет звездой процесса. Припомните, как это было после «Пивного путча».

– Это верно. Хартманн, что скажете?

– Если вы спрашиваете моего совета, то нам следует перебить всю это подлую ораву: Гиммлера, Геббельса, Геринга. Всю преступную шайку.

Хартманн сам удивился ненависти, прозвучавшей в его голосе. Кулаки его сжались. Он замолчал, чувствуя на себе пристальный взгляд Остера.

– Мой дорогой Хартманн, всегда такой сдержанный и ироничный! Кто бы знал, что вы таите такую ярость?

Хайнц в первый раз с интересом поглядел на молодого дипломата.

– Вы говорите, что были в канцелярии сегодня вечером? – спросил он.

– Верно.

– А сумеете попасть туда завтра утром?

– Возможно. – Хартманн оглянулся на Кордта. – Эрих, как думаете?

– Полагаю, мы можем придумать какой-нибудь предлог. А что?

– Нам нужен кто-то внутри, чтобы двери наверняка были открыты.

– Отлично. – Пауль кивнул. – Я постараюсь.

– Хорошо.

– И все-таки, господа, как нам быть с Гитлером? – снова заговорил Донаньи. – Каково наше решение?

Заговорщики переглянулись.

– Это все равно что спорить о форме правления, которая будет у нас после Третьего рейха, – сказал наконец Остер. – Будет ли это монархия, демократическая республика или нечто среднее? Но как говорит пословица, прежде чем готовить кролика, надо его поймать. Первоочередная наша задача – не позволить этому безумцу завтра отдать приказ о мобилизации. Перед этим все остальное отходит на второй план. Если он подчинится нашим требованиям – тем лучше: останется жив. Если у него появится вдруг возможность сбежать, то у нас, как полагаю, не будет иного выбора, кроме как застрелить его. Мы согласны с этим?

Хартманн кивнул первым:

– Я поддерживаю.

Один за одним собравшиеся следовали его примеру, включая и Донаньи, а также Бека, который выразил согласие последним и с явной неохотой.