Мю Цефея. Цена эксперимента

— Ты спросил — как, арес? Просто. Амм нуждался в помощи Аруте. Мы поместили семена Амма в его тело с тем, чтобы распространить святость величайшего в землях Орвудов. Амм нужен другим. Он мудр и благосклонен. Но Аруте обманул Амма, приказав «сухому» убить себя.

Никор приблизился к Торну.

— Ты остался в живых после атаки иннера. Мы сочли это добрым знаком.

Черт побери, сказал сам себе Торн. Семена. Как же он… Они… Словом, они почти прошляпили. Почти.

Все довольно ладно выстраивалось теперь в его голове. Настолько точно, что он почувствовал — как это всегда бывало с ним в случаях установления абсолютной истины — резкий холод в районе затылка, который тут же рассыпался сотнями крохотных льдинок с острыми краями; они не таяли — наоборот, они множились и приятно покалывали скальп…

— Семена? — переспросил Торн, уже зная, о чем пойдет речь. Он выигрывал время.

Детектив покосился на труп амбассадора. Семена. Вилби как промежуточный хозяин, хост, о котором он писал в последнем сообщении. «Мокрые» готовили его давно. Или… Или это сам Амм решил использовать Вилби как шкатулку с секретом? Сколько таких «амбассадоров» он уже отправил по вселенной?!

Словно подслушав мысли Торна, Никор убежденно сказал:

— Амм велик, но вселенная безмерна. Благодать Амма имеет границы, он не в состоянии помочь всем разумным существам в одиночку.

Никор кивнул, словно отвечая самому себе на безмолвный вопрос.

— Нужно много Аммов. Только так вселенная сможет стать раем для любого и каждого разума…

Нужно много Аммов.

Семена. Новые Аммы. Но не просто семена, которые разносятся по галактикам космическими ветрами, перемещаются с планеты на планету на случайных переносчиках. Такой вариант — верняк. Гарантия.

У Торна внезапно помутилось в глазах. Вот это да.

Никор опустился на колени и положил ладонь Торна себе на голову. Смиренно, едва слышно сказал:

— Ты — новый Аруте. Когда ты вернешься на свой астероид, великий Амм удостоит тебя чести прорасти его семенами. Гляди — твое тело радуется, наполняясь его божественной благодатью!

Торн тупо посмотрел на тыльную сторону своей кисти, упирающейся в голову пеолана. Кожа кисти переливалась игривыми радужными пятнами…

Он — новый хост.

Детектив не чувствовал ни ненависти, ни страха, ни жалости к себе.

Вытянув бластер, Торн прожег дыру в спине следователя. Тот рухнул лицом в траву. Торн молча наблюдал за тем, как неряшливый симбионт Никора, потрескивая, коробился в огне.

* * *

По всему телу Торна, от пальцев ног до плеч, теперь суетились цветные бляшки размером в два-три сантиметра. Торн не волновался, понимая, что игра красок — это лишь начальная фаза. Жутко чувствовать себя промежуточным хозяином, хостом. Вилби писал об этом. Торн должен был догадаться.

Он не ощущал боли. Семена под кожей наверняка подпитывали сторожевые механизмы его тела какой-то наркотической дрянью, одурманивали мозг. Он вспомнил сбивчивый, туманный слог последней докладной Вилби.

Торн представил, как по прилету домой, на Арес, из семян начнут проклевываться нежные, крошечные ростки. Они будут сначала робко, а потом все более настойчиво искать выход, разрывая мякоть его тела и в то же время проталкивая корни вглубь, оплетать сухожилия и кости пучками белесых нитей, высасывать соки из лимфоузлов, протыкать внутренние органы.

Потом наступит фаза первого листа. Аллилуйя.

Случится ли это во сне? Сможет ли он некоторое время передвигаться до тех пор, пока не прорастет в почву Ареса?

Как быстро отпрыски Амма сжалятся и отключат его мозг как ненужный атрибут, как скоро они покинут его тело, так же как ростки оставляют использованную оболочку семени — выжатый, выпитый без остатка труп, обтянутый сморщившейся, одеревеневшей кожей, обильно прошитой побегами?

Амм поглотит Арес. Так же как он расправился с Пеолой. И он не остановится на этом.

Растительный бионт, неведомый до сих пор. Вселенский локуст. Он будет подчинять себе все новые и новые миры, превращать их обитателей в бездумных кукол, исчадий безотходного цикла.

Будет поедать их. Живьем.

Торн посмотрел на тело амбассадора. Вилби не смог покончить с собой. Но его выбор был единственно правильным.

Закрыв глаза, Торн прижал ствол бластера ко лбу.

Выстрела он не услышал.

Правый глаз Торна повис на жгуте оптоводного нерва, выпав из глазницы, выложенной по дну мозаикой видоусилителей. Позитронный мозг расплавился в долю секунды.

Торн рухнул на траву, дернулся несколько раз, потом затих. Переливы цветов на его коже еще продолжались, но с ней происходило нечто странное: эпидермис словно испарялся, таял в удушливо-влажном воздухе. Секундами позже дерма, размягчившись в кашицу, стекла в траву, увлекая за собой сотни, тысячи крошечных семян.

То же самое произошло со внутренними органами, сухожилиями…