Капитан Илина растянулась около стены — страшно изуродованная, в луже собственной крови, с разорванным животом и вывороченным наружу кровавым мешком внутренностей. На стене, над оскверненным трупом, было что-то размашисто написано кровью.
— Так вот почему они задержались, — пробормотала Волна.
— Вот же подонки! — воскликнула Факел. — Зачем убивать, если не собираешься есть?
Форс покосился на Мелисанду. Она была бледна, лицо ее застыло. Губы чуть шевелились — она читала то, что написано на стене.
— Зачем они вырвали ей желудок… о великое солнце… зачем? — пробормотал потрясенный Энеб.
Грустный Смайлик заскрипела жвалами — это было аналогично человеческому деликатному покашливанию, когда хотят поправить собеседника или намекают ему, что он только что допустил вопиющую ошибку. Мелисанда вытерла слезы.
— Это не желудок, — тихо произнесла Грустный Смайлик.
— Оставлять потомство было привилегией высших классов, — сказала Мелисанда. — Они наказали ее за то, что она слишком много на себя взяла.
Форс заметил, как изменился ее голос — он дрожал, но не от слез, а от ярости.
— Кто-нибудь может прочесть, что здесь написано? — задумчиво разглядывая стену, спросила Волна.
— Ничего путного. Это просто оскорбление, — ответила Мелисанда холодно.
— А это? — махнув хелицерой в сторону кривой строчки, расположенной несколько ниже основной надписи, уточнила Волна. — Мне кажется, это написала Илина. Почерк другой.
Рука Илины действительно была чуть запрокинута, а пальцы вымазаны в крови, хотя крови вокруг и так хватало. Мелисанда чуть наклонилась, вчитываясь в знаки… повернулась и побежала.
— Ты куда? — крикнула Факел.
— В рубку! — не оборачиваясь, крикнула Мелисанда. — Нам нужно взлетать! Илина описала маневр, как сделать это!
Все остальные последовали за ней. Паучихи — потому что разумным расам, произошедшим от хищных видов, очень сложно оставаться на месте, когда кто-то бежит
Когда вся компания ворвалась в рубку, Волна тихо присвистнула. Форс окинул взглядом панель управления. Кое-какие знакомые приборы на ней имелись. Но основное пространство занимала колонна, покрытая чем-то пористым и губчатым, с четырьмя глубокими дырками в ней. Форс не очень удивился, увидев ее, чего нельзя было сказать об остальных.
— Первый раз вижу такую систему навигации, — упавшим голосом пробормотала Волна.
— Кем бы ни была Илина, только она могла управлять этим кораблем! — завопила Факел.
— Я тоже могу, — ответила Мелисанда.
В рубке на несколько мгновений воцарилась тишина. Форс почти слышал, как стремительно носятся мысли в головах товарищей и выстраиваются в стройные умозаключения.
— Значит, Илине нравились сериалы с тобой, — пробормотал Энеб как наиболее язвительный — и самый несдержанный на язык.
Грустный Смайлик деликатно пихнула его хелицером в бок, и он замолчал.
— Только двигатель будет некоторое время прогреваться, — сказала Мелисанда. — Кто-то должен стрелять, чтобы удержать их.
Она чуть качнула головой в сторону экрана внешнего наблюдения. Там было отчетливо видно, что трех слонов, брошенных Форсом на растерзание, уже практически доедают. Два силуэта оторвались от толпы и скользнули в сторону храма. Но это уже не имело значения.
— Здесь и бортовые орудия есть? — удивилась Факел.
Грустный Смайлик внимательно осматривала приборы.
— А, вижу, — сказала она. — Неплохие пушечки! Я могу, я из таких стреляла.
— Начинай, — сказала Мелисанда.
Она подошла к колонне. Воздух вокруг нее задрожал. Она оставалась симпатичной девушкой. Но в то же время все, кто находился в рубке, видели сквозь нее небольшого слоника с четырьмя бивнями.
«
А стоило бы.
Грустный Смайлик положила хелицеры на рычаги управления, припала головой к прицелу.
— Мне кажется, огневой поддержки будет мало, — сказал Форс, который с каждой секундой чувствовал себя все более лишним в рубке. — Пойду посмотрю, что я могу сделать.
— Я тоже кое-что могу, — поддержал его Энеб. — Хотя это будет последнее, что я смогу, но…
— Еще чего выдумал! — отведя от прицела три свободных левых глаза, воскликнула Грустный Смайлик.
Корабль ощутимо вздрогнул — паучиха открыла огонь, но от беседы ее это не отвлекло.
— Детка, у меня синдром кракелюра, — печально улыбаясь, ответил Энеб.
Форсу вспомнилась мутная, почти не пропускающая света рука Энеба, кусочек отколовшегося от нее стекла.
Грустный Смайлик испуганно вздрогнула.