Под ногами хрустит стекло. Теперь я вижу, что фигура привалилась лбом к сараю. Какой-то местный алкаш. Ждет, когда отпустит. Или попросту спит.
— Эй, с вами все в порядке?
Не дожидаясь — да и не рассчитывая на ответ, — достаю телефон и включаю фонарик… и едва сдерживаю крик.
Фигура стоит ко мне лицом. Непропорционально большие рот и глаза, раздувшиеся и застывшие ноздри. Лицо гладкое, оно отражает свет. Как стекло.
Я чувствую, что могу и не справиться с накатившим страхом — он доконает меня, и тогда я побегу. Каково на ощупь это лицо? От этой мысли на моем затылке шевелятся волосы; волосы стеклянной скульптуры похожи на прозрачную проволоку.
Я увожу в сторону луч фонарика и проскакиваю мимо.
— Как ты сюда попал? — спрашивает кто-то в спину… не скульптура… скульптуры ведь не могут говорить? — Зачем ты принес свет? Что тебе нужно?
— Бабаргонанд, — отвечаю, стискивая зубы, — мне нужен бабаргонанд.
Улица хорошо освещена. Я закрываю глаза и долго стою, зажмурившись. Открываю — в голубом небе светит солнце. Сердце успокаивается. Затмение… да, но только в моей голове…
Справа проплывает калитка, сделанная из межкомнатной двери, маленькая облупившаяся ручка вздернута вверх. Я знаю, что уже проходил мимо этой двери, или все-таки это была
Как хорошо, что они шутят, думаю я. Благослови детей, которые умеют шутить, даже когда потерялись. Я пытаюсь улыбнуться, но рот словно онемел.
Вполне, думаю я. Взорваться, как пустая коробка из-под сока. Хлоп — и все. Я чувствую себя старым. Я прикуриваю одну сигарету от другой. По обе стороны дороги стоят незнакомые дома, в незнакомых дворах лают собаки.
Голоса обрываются. В наушниках звучит какой-то шум — возможно, плеск воды, возможно, пустоты. Я буквально выдергиваю из кармана телефон, наушник выпадает из уха, и направляюсь к почтовым ящикам на углу, общим на несколько домов. Ящики ржавые, они шелушатся и едва слышно потрескивают. Я бросаю телефон в ячейку с табличкой «Интернет», и он исчезает внутри, провод наушников всасывается в узкую щель.
От камней поднимается пар.
Я догадываюсь, что заблудился. Похожие дома, улицы, перекрестки. Единственный ориентир — озеро; я уверен, что выйду к нему, если поверну направо и буду придерживаться этого направления, но дом родителей в другой стороне. Или уже нет?
В голове звучит голос мальчика, не конкретные слова, а скорее интонация. Когда я понял, что голос мальчика — мой собственный голос? Сразу? Как только услышал его — свое — имя… Стасик… Стас? Наверное, но это понимание сидело так глубоко внутри, что я не мог докопаться. Оно медленно выходило, как заноза с гноем… Вышло бы, не вернись я в Мохабин? Сколько мне тогда было — пять? шесть?