Он повернулся к зеркалу. В губы словно закачали фиолетовые шарики, по подбородку текла кровь. Он набрал в ладони воды.
«Где Вадик?..» Мысль ушла на дно. Он попытался ее ухватить, но в голове зазвучала мелодия призовой игры. Надо вернуться в зал и вздрючить другой автомат, их всех, ему сегодня прет, он…
Он понял, что уже в зале. Стоит перед исхудавшей гориллой в черном костюме.
— Так, так… — Охранник всмотрелся в глаза Андрея. — Ага, вижу, уже готов.
Он отошел в сторону, освобождая проход.
«В смысле?» — хотел было спросить Андрей, но ответ пришел сам: «Готов… замариновался азартом… заходи».
В конце длинного, похожего на кишечник коридора горел свет. За фешенебельным залом скрывался другой мир: кирпичные осклизлые стены, сочащийся влагой потолок, чавкающая под ногами грязь.
Андрей оказался в квадратном помещении пять на пять метров. Три стены занимали автоматы. Он сел за свободный.
— Эй, — позвал скелет за соседним автоматом, — знаешь, кто карточные масти придумал?
Он не смотрел на Андрея, только на экран. Если вообще видел — глаза игрока были цвета воды, в которой прополоскали грязное белье.
— Ну, — кивнул Андрей. — Или лягушатники по принципу социального деления: черви — святоши, пики — вояки, бубны — торгаши, трефы — деревенщины. Или рыцари, когда от оружия в глазах зарябило: черви — щиты, пики…
— Ага, точно… Ланселот, готика… А третью слыхал?
— Третью чего?
— Версию… распятие Христа…
Скелет закашлял, сухо, страшно. Его будто выворачивало наизнанку: широко открытый рот, подпрыгивающая грудина.
— Не-а, — сказал Андрей, когда игрок откашлялся, резко сплюнул в сторону и замолчал.
— Карты у христиан — грех, кощунство… дьявольская игра. Отсюда символы: крест, на котором распяли Христа…
— Трефы, — одними губами произнес Андрей.
— Копье, которым ткнули под ребра Иисуса…
— Пики.
— Губка с уксусом, которую воины поднесли к его губам…
Червы или бубны?
— Четырехугольные металлические шляпки, торчащие из рук и ног прибитого к кресту…
Сосед снова закашлял всем телом. На экран полетели брызги слюны и желчи. Андрей ощутил боль между ребрами, перед глазами расплывались круги света — будто это он заходился надрывным кашлем.
Скелет замолчал. Андрей тут же забыл о нем и странной вспышке гнева. Понял, что если смотреть на экран, то остальные звуки — кашляющие, чавкающие, сосущие — становятся неважными, тают. В окошке кредитов значилось «1000». Хотя он не помнил, как заряжал. И взнос у него никто не требовал… или…
Плевать. Рука вдавила «старт». Кнопка казалась влажной и теплой. Тоже плевать.
Иногда он все-таки поворачивал голову и смотрел на других игроков. Некоторые были высосаны до дна. Автомат справа от входа втягивал через лоток пустую оболочку, как ломкую купюру. Звонко потрескивали кости. Кожа порвалась, и по полу покатился череп, белый и чистый, он ударился о стену и замер, в полых глазницах ползали жирные пиявки, желтые зубы скалились на Андрея, высохший язык прилип к небу, мертвый, жалкий…
«Это он зря… надо уметь остановиться… я смогу…»
На лицах скелетов застыли блаженные улыбки.
В помещение проник сухощавый мужчина в костюме уборщика и смел череп в полиэтиленовый пакет. Андрей забыл о нем, как только повернулся к экрану.
Полая трубка, похожая на хвост змеи, заползла под футболку, под мышку, присосалась; к лимфоузлам потянулись белесые жгутики…
На барабане крутились распятия, кресты Лалибелы, катакомбные кресты. Джокером служил распятый Христос в армейских башмаках и противогазе, богохульная картинка, что-то подобное Андрей видел в научно-исторической передаче: антимилитаристские манифесты и прочая бодяга.
На третий день у него сломалась левая рука, хрустнула под собственным весом и упала на пол, он не отреагировал и продолжил игру.
Глаза помутнели. Щеки ввалились. Из пор на лице сочилась кровь — капли вызревали, но не стекали, а с шипением растворялись в воздухе. По одним трубкам к автомату ползли черные столбики, по другим бежал голубоватый раствор. Андрей представлял азарт именно так: жидкий электрический ток.
Помещение дышало, питалось, жило.
Автомат выдавал призовые игры, еще и еще. Выигрыш рос. Андрей чувствовал себя счастливым.
Он поймал удачу за хвост. Или фарт за хобот. Или… поймали его?
Андрей улыбнулся треснувшими в уголках губами: без разницы.
Восьмая (автор Татьяна Хушкевич)
Октавию злить не стоило. Но служанка Жози, привыкнув к вежливому обращению, вообразила себя птицей высокого полета. Наивная.
Жози — суетливая и простоватая — попала в Полумир случайно, потому до сих пор хранила верность дедовским традициям и обрядам, живя по глупым и надуманным правилам оставленного позади мира. Вот и теперь взвизгнула, когда Октавия вошла через балкон в ее спальню, попыталась прикрыть наготу тушкой черного петуха: кровь потекла по коричневой коже, подчеркивая изгиб бедер, обогнула ладошку, заструилась вниз по длинным ногам.
— Кто?
— Не знаю, госпожа, не понимаю, о чем вы… — забормотала Жози.