Мю Цефея. Игры и Имена

Все подробности совместных походов, рыбалок и попоек мгновенно вылетели у Павлова из головы.

— Э-э-э… да я… черт…

— Помнишь, на Можайское ездили?

— Ну, помню.

— Помнишь, я тебе новый ножик показывал?

— Ну, помню. Я его еще чуть не утопил там, когда он раскрылся внезапно…

— Фу ты, наконец-то! — вздохнул Светляк. — Какой же ты тугой! Самое главное, вот что запомни — если я буду тебе звонить, точно так же убедись, что звоню тебе именно я. А лучше всего приезжай лично. Потому что даже это не панацея. Уяснил?

— А зачем?

— Затем, Вася, что ты вляпался в какое-то откровенное дерьмо. Я искренне тебе советую — шли своего заказчика в жопу, отдай ему деньги и больше никогда, слышишь, никогда не вспоминай про этот игрек. Лично для тебя в латинском алфавите с этого момента двадцать пять букв!

— Но почему? Он же мне не угрожает, просто что-то странное происходит…

— Что-то странное?!

Голос Светляка приобрел характерное напряженно-вкрадчивое звучание — верный признак того, что его владелец действительно на взводе. А Светляка на взводе за долгие годы совместной службы Павлов видел нечасто. И означало это обычно большие проблемы.

— Василий, сосредоточься, — будто через силу проговорил Светляк. — У тебя же не настолько заплыли мозги. Ты понимаешь, что кто-то покрасил вагон и подогнал его в нужное время к нужной станции? Там пассажиры были?

— Да, — обреченно сказал Павлов.

— Отлично! Еще и с пассажирами. Только для того, чтобы ты минуточку на него поглазел. Ты понимаешь, какие это ресурсы?

— Но зачем? — прошептал Павлов. — Я не понимаю — зачем?

— Тебе совершенно незачем это понимать! Предположим, играют тобой. Как пешкой. Подсунут тебе какую-то ерунду и смотрят, как ты среагируешь. Как в «Шоу Трумэна».

— Так меня разыгрывают?!

Облегчение затопило Павлова неловкой горячей волной. Розыгрыш! Как же он раньше не подумал? Это объясняло все. Он чуть не рассмеялся в трубку.

— Не думаю, — остудил его радость Светляк. — Мало кто может себе такое позволить. Здесь очень мощные силы в действии, Вася. И какие бы мотивы ими ни двигали, я не советую тебе находиться рядом с ними. А тем более — у них на пути.

* * *

На следующий день Павлов позвонил заказчику, заболтал его, как мог — мол, алгоритмы, допуски, отклонение по цветности в пределах десятки и так далее. Не подкопаешься. Деньги вернуть не предлагал, чай, не лишние. Ограничился лишь тем, что слил все контакты, не испытывая ни малейших угрызений совести. Пусть сами разбираются.

Потом позвонил Светляк. Отругал за то, что Павлов забыл убедиться, что это именно он, и заставил-таки это сделать. Рассказывал про то, как хакеры взломали программу покраски и чья-то халатность позволила вагону нестандартной расцветки несколько дней кататься по МЦК. Говорил, что перед тем, как прийти на «Площадь Гагарина», состав минут десять в общей сложности стоял на перегонах из-за семафорных сбоев. В общем, красочно и убедительно живописал ту самую лавину якобы случайностей, которая привела вагон в нужное время и место. Павлов вспомнил разговор сыновей и робко предположил, что это мог быть искусственный интеллект. Светляк наорал на него, обозвал идиотом, потребовал «забыть про все немедленно» и бросил трубку.

Павлов испытывал мерзкое, муторное чувство. Он будто щупальце за щупальцем отрывал от себя неведомое существо, вылезшее из темных глубин платяного шкафа Винкс. Приоткрыв дверь в стене, спешил сбежать прочь в страхе, что за ней живут монстры. Замуровывался в уютных серых буднях, где привычные логичные люди занимались привычными логичными делами: клали молотые кости в колбасу, маргарин — в мороженое, чип постгарантийного устаревания — в телефон.

В конце концов он уговорил себя, что больше зацепок в любом случае нет, что он остановился в шаге от раскрытия тайны не потому, что не хочет сделать этот шаг, а потому, что не может. Куда он полезет? Куда его пустят? В центр управления метрополитеном? Или программисты доверительно побеседуют о безопасности?

Утром Павлов проснулся с ватной головой и температурой, впервые за несколько лет. Он провалялся в постели больше недели. Днем его навещали дети, а ночью — вязкие кошмары, в которых он решал бесконечные системы уравнений, пытаясь вывести значение игрека, и каждый раз просыпался разве что усилием воли, осознавая бесполезность своих мучений.

Как ни странно, это помогло. Болезнь очистила его разум от одержимости. Когда он уже выздоравливал, пришел Светляк, принес бутылку коньяка и все поглядывал искоса, нарезая колбасу, в попытках вычислить душевное состояние товарища. Слово за слово, к удивлению даже самого Павлова, выяснилось, что ему стало почти неинтересно. Словно игрек превратился в дела давно минувших дней. Павлов нисколько не возражал, даже когда Светляк влез к нему в телефон и постирал все фотографии и контакты из истории.

Внутри оставалась лишь легкая грусть. Маленький кусочек Павлова тосковал по тайнам и приключениям.

Но весь остальной Павлов считал, что с него пока достаточно.

* * *