Мю Цефея. Делу время / Потехе час

Пригладив зачем-то мокрой рукой свои космы, Павел, осторожно ступая по холодной плитке босыми ногами, отправился на кухню. Привычным движением он достал сковороду, пару яиц, разбил одно о другое и поставил на теплый огонь. Глянул в окно на заснеженные ели и очень захотел закурить, хотя давным-давно бросил. Первым делом, когда в прошлый раз понял, что так больше невозможно.

Но сигарет не было. Да и курить все равно пришлось бы в подъезде с грязным белым светом, а это совсем не то же самое, что глядя на седые ели с опрятной кухни.

Павел проглотил это желание и перевернул яичницу на шипящем масле. Он всегда обжаривал ее с двух сторон — так быстрее. Убавив огонь, он залил себе быстрорастворимый кофе и сел за стол.

И что теперь делать?

Раньше он мог говорить, что не делает ничего плохого, но теперь маску невинности точно не наденешь. При этом он не чувствовал себя неправым. Скорее, наоборот.

Он даже на секунду подумал, что можно поговорить с Глебом, разрешить все, пока ситуация не стала напряженной, но тут же отбросил эту мысль. Не он должен это делать. А сидеть тут в шортах на кухне разве он должен?

Кто должен — того нету. А Павел есть. Он уже десять лет сидит на этой кухне и никуда отсюда не собирается.

И все-таки Глеба жалко. Его больше всех потрепало.

Павел пару раз моргнул, выходя из задумчивости, и обнаружил, что смотрит на гитару, приютившуюся возле стола на стойке. Вечная спутница всех кухонных посиделок. Он взял ее в руки, тихо перебрал струны, подстроил. Стал брать аккорды. Они сами собой легли в «Прокси-сети», одну из первых его песен.

Павел сыграл еще, потом прошептал слова:

За горизонтами прокси-сетей

Под светом бессмертных неоновых звезд…

Потом потянулся, не вставая, выключил огонь на плите. Глотнул кофе. Сыграл еще:

Под светом бессмертных неоновых звезд

Встретимся там…

Вдруг женский голос промурлыкал в ответ:

— Встретимся там…

Он поднял глаза, Маша стояла в дверях. В ночной рубашке, улыбалась.

— Яичницу будешь?

***

Поводом к их знакомству стало то, что Павел закончил музыкальную школу. Эта эпопея длилась десять лет: начиная с подготовительных музыкальных классов и заканчивая дополнительным годом с углубленной специальностью. Там было все: бесконечные часы репетиций до боли в руках и затекшей шее, этюды, гаммы, пьесы, лидийские и миксолидийские лады, симфонии и оперы на пыльных пластинках, истерики, слезы, отчетные концерты, хор и оркестр, маленькие сцены и большие сцены, закадычные кларнетисты, первая влюбленность, плакат с квинтовым кругом, лопнувшие смычки, натянутые нервы.

Все было — а потом вдруг закончилось. Музыка Павлу за столько времени опостылела совершенно, но из чувства противоречия он решил куда-то свои навыки приложить. Зря он столько мучился, что ли?

Еще был «ВКонтакте», и там еще была стена и уже — сообщества. И на стенах всех музыкальных сообществ Павел написал, что ищет группу, чтобы играть в ней. Скрипач, по всем канонам, никому был не нужен. Лишь только из одной группы с непонятным ему названием «Прокси-сети» ответили, что насчет скрипача не уверены, а вот клавишник бы не помешал. Фортепьяно было вторым обязательным инструментом в музыкалке.

Так Павел попал на свою первую самую настоящую гаражную репетицию в жизни. Он долго-долго ехал на метро, потом шел пешком по грязным улицам какой-то промзоны, плутая по лабиринту заборов и шлагбаумов, пока сверху меланхолично падал первый снег. И все это время он думал. Перед выходом он крупно поругался с родителями, поэтому мысли его были невеселы. Почему музыкальное училище — это хорошо, а музыкальная группа — плохо? Зачем сейчас готовиться к экзаменам, если он только что сдал одни, а следующие — аж через два года?

А главным было осознание — нет, не осознание, пока что только смутное ощущение, — что это все не совсем настоящее. Не может настоящая жизнь состоять из бесконечной одинаковой учебы, которая сменится бесконечной одинаковой работой. А по вечерам — пиво и телевизор? Сериалы про ментов?

Павел был так зол, что совсем забыл бояться. Вспомнил, только когда уже стоял перед маленькой черной металлической дверью гаража. Страх навалился разом — ударил под колени, повис гирями на запястьях. Поднять руку было сложно, но Павел справился с этим. Но постучаться оказалось выше его сил. Вместо этого он приложил кулак костяшками пальцев ко лбу. Невольно закралась мысль, что еще не поздно вернуться домой, в безопасность.

Именно это предательское малодушие вызвало у Павла такую волну протеста, что он назло самому себе несколько раз ощутимо ударил в холодную дверь.

Открыла дверь низенькая девушка в черно-желтой кофте и очках, похожая от этого на пчелу.

— Клавишник, что ли? Заходи, заходи! — сказала она и резво повернулась обратно, чуть не выбив Павлу глаз своими длинными хвостиками. — Разуваться не надо.