Митрополит Филипп

Похоже, тут автор Жития не столько измышлял подробности жизни святого, сколько пользовался какой-то устной традицией, существовавшей в Соловецком монастыре. Чувствуется, как в его рассказе проступают живые черты характера юного аристократа. Не столь уж многие крупные деятели православной церкви возвысились из аристократических родов, и считаные единицы были причислены к лику святых. Поэтому всякий раз агиограф, задумываясь над судьбой такого человека, должен был объяснить себе и читателям: как личность, самой судьбой приготовленная для битв и государственных советов, оказалась в стенах монастыря? Савва Сторожевский, например, происходил если не из аристократии, то уж во всяком случае из богатых людей. Однако о его особенной «книжности» известий нет. Это был выдающийся аскет, возможно, исихаст[8], один из любимых учеников Сергия Радонежского, но, видимо, не «философ». Таков же и знаменитый Кирилл Белозерский — отпрыск величайшего рода московских бояр. Стефан Пермский, напротив, с детства проявлял тягу к духовному слову и необыкновенные способности к учебе. Вот уж кто был великий книжник! Но нет данных, которые позволили бы связать его происхождение со средой «служилых людей по отечеству». Как правило, когда агиограф извещает о «книжности» какого-то святого, это чаще всего не дань литературному этикету, а отражение действительной черты характера. Преподобный Сергий Радонежский, например, вышел из ростовской знати — правда, из обнищавшего рода. На первых порах учение ему не давалось, а обстоятельства жизни его родителей не располагали к занятиям военным делом. С Федором Колычевым всё обстояло наоборот: его ожидала блистательная карьера, ему предстояло водить в бой полки и целые армии, выступать на заседаниях Боярской думы… Он это прекрасно знал — но в какой-то момент отказался и от достатка, и от военной и государственной карьеры. Почему?

В декабре 1533 года скончался великий князь Василий III. Тогда Федору Степановичу было почти 27 лет. Житие рассказывает: молодого Колычева определили в число «благородных юношей», оказавшихся в «царском служении» — видимо, в свите нового великого князя (по выражению автора Жития, «в полате царской»). Там он был «любим» государем, «добре строил» его повеления, успевая при этом «терзать зловерие» и быть «садителем благочестия».

Да только всё это чистой воды выдумка.

Новый великий князь Иван Васильевич родился в 1530 году и был к дню смерти отца трехлетним младенцем. В Москве, при великокняжеском дворе, Федор Степанович пробыл до 1537 года — тогда его государю исполнилось всего семь лет. За что любил маленький мальчик чужого взрослого человека и какие повеления давал ему, остается только гадать. Но, скорее всего, автор Жития просто пустился в фантазии. Отец Федора Степановича был назначен воспитателем к младшему брату державного малыша гораздо позже: в середине 1530-х годов он никак не мог исполнять обязанности дядьки, поскольку Юрий Васильевич родился в 1533 году, незадолго до кончины Василия III. Какое там воспитание! Малютка еще пускал пузыри, требовал соску и агукал, к радости мамы. Так что неизвестно, была ли вообще родовая ветвь Степана и Федора Колычевых приближена ко двору после смерти Василия Ивановича.

В 1537 году некоторые представители семейства приняли участие в мятеже удельного князя Андрея Старицкого и после его подавления жестоко пострадали. В светской исторической литературе укрепилось мнение, согласно которому позор и унижение рода, а может быть, и прямая опасность для самого Федора Степановича стали главной причиной, подвигнувшей его на оставление мира и обращение в инока. Церковные писатели, используя иные слова, говорят примерно о том же: молодой мужчина испытал, каковы слава и богатство, а затем на примере близких людей увидел, как тленны земные блага, сколь быстро они отымаются; это привело его к душевному кризису, из которого он вышел монахом. Подобное мнение высказал еще в середине XIX века преосвященный Леонид (Краснопевков), епископ Дмитровский.

Но вот беда: никто не знает, действительно ли мятеж Старицкого, а потом и его разгром оказали столь сильное воздействие на личность Федора Колычева. Ни один источник не говорит об этом прямо. В Житии нет ни слова о мятежной родне будущего митрополита.

При малолетних наследниках Василия III удельный князь Андрей Старицкий имел отличный шанс захватить престол. Будучи рожден от брака Ивана Великого и Софьи Палеолог, он приходился младшим братом покойному государю. Это был взрослый человек, пользовавшийся поддержкой части московской знати. К тому же он располагал собственными силами: войском и двором удельного княжества.