Митридат

Синяя дымка ароматных курений затянула своды «чертога любви», как его пышно именовали. Два раба внесли стол, накрытый тонкими яствами и старыми винами. Сам хозяин и устроитель встречи поспешил по персидскому ковру навстречу высокому гостю, держа пухлыми пальцами чашу, наполненную до краев.

Хозяин был толст и в цветном хитоне выглядел принарядившимся сатиром. Это был преуспевающий Клитарх, прозванный Жабой. Его обнаженные руки, обросшие черными волосами, и эллинские сандалии на кривых ногах казались принадлежностью комического актера. Впрочем, он и не возражал быть таким в жизни. Вел себя игриво, подмигивал певицам, как бы поощряя их, и пританцовывал на ковре, действительно напоминая собою прыгающую жабу.

Гость появился в сиянии многих светильников, испускающих дрожащий свет и запах горелого масла. Пение усилилось, громче задребезжали жильные струны. Клитарх расплылся в улыбке и протянул чащу.

Царевич Эксиподр ответил на радушный прием веселым смехом, взял из рук хозяина чашу и, кивнув девушкам, как старым знакомым, вытянул ее до дна. Клитарх повел бровью, и девушки, подобно стайке пестрых птиц, вспорхнули и окружили гостя со смехом и возгласами радости. Самые красивые взяли его под руки и провели к столу.

Клитарх приблизился бочком и, прикрыв широкий рот волосатой рукой, что-то шепнул царевичу на ухо, указав глазами в сторону окна. Там стояла в застенчивой позе смуглянка, одетая в ниспадающие эллинские одежды.

– Это она? – спросил Эксиподр со смешком.

– Она самая; нетронутый цветок, весенняя зорька! Имя ей Зариада! Лишь вчера сошла с корабля, не знает иного языка, кроме родного керкетского!.. А поет – фэ!..

Клитарх сложил пальцы в пучок и поднес к губам.

Вошла Итона, как всегда быстрая и гибкая, одетая в облегающий тело восточный наряд, напоминая собою жрицу Астарты. Она ударила в гонг и возглавила общий танец. Царевич, угощаясь сладостями и винами, любовался танцовщицами, поглядывая на Зариаду.

Потом все расступились, дали место дочери горного Кавказа. Та взяла лютню и, проведя по ее струнам рукой, запела что-то тягучее, грустное, напоминающее о приволье тех гор, где она выросла и откуда была продана в рабство.

– Ты видишь, преславный царевич, – живо зашептал Клитарх, – девушка одна, у нее нет покровителя!.. Она станет твоею тенью, если ты согласишься утешить ее!

– Да, да, – ответил Эксиподр, – я готов утешить ее. Но на каком языке я скажу ей слова утешения?

– На языке любви, – быстро нашлась Итона, стоявшая около. – Этот язык понятен всем, а девушкам особенно!

Сегодня царевич не стал играть в прятки и жмурки с поцелуями, как обычно. Ему не терпелось остаться наедине с новенькой и испытать свои способности утешителя. Он поднялся из-за стола, раскрасневшийся от вина и волнения.

– Как он красив, наш царевич! – переговаривались девушки.

– Я доволен тобою, Клитарх, – сказал он хмельным голосом, – возьми вот это!

Хозяин на лету подхватил золотую гривну с самоцветом.

– А это вам за пение и танцы!

Девушки с визгом и смехом кинулись собирать монеты, раскатившиеся по полу.

С торжественным пением гостя и Зариаду повели в опочивальню. Девушки подбежали к столу и стали хватать с тарелок сладости.

– Не наедаться! – строго предупредил Клитарх. – У нас еще будет важный гость!.. Идите в нижний покой и не перепутайте, кому что говорить!

Что-то вспомнив, он поднял руку и щелкнул пальцами. По этому условному знаку все девушки поспешили отдать хозяину подобранные на полу деньги.

– Второго гостя встретишь ты, Итона, будь внимательна! – сказал он. После чего оставил «чертог любви» и направился в большое здание во дворе, откуда слышались пьяные песни и грубый смех. Там развлекались воины, для которых угощение и вина были подешевле, а девушки попроще, они не блистали богатыми нарядами и хорошими манерами. Здесь он забрал холщовую кису с деньгами и, уединившись в каморке, стал подсчитывать выручку дня.

– Медь, больше медь, – бормотал он, – деньги воинов и матросов! А вот и серебрушки от горожан!.. А это…

Придвинув светильник, Клитарх внимательно оглядел дар Эксиподра. Вещь дорогая, все видели, когда он ее получил, видела и Итона – око и ухо Парфенокла. Такую драгоценность не утаишь! Вздохнув, он положил гривну в шкатулку вместе с несколькими золотыми и серебряными монетами. Парфенокл сам решит, что должно быть передано в городскую казну. Гривну, наверное, возьмет себе! Что ж, это его право, он подлинный хозяин веселого дома, а Клитарх всего лишь управитель, эконом, у которого забот много, а доходы мизерные!..

Но в душе Клитарх благословлял судьбу, ибо кончились его невзгоды, он нашел надежного покровителя в лице Парфенокла, доходное место и получил признание городских властей, которые оценили его скрытые таланты. Он не ограничился скромной ролью доверенного эконома, но быстро наладил дело, к которому всегда чувствовал склонность.