Митридат

– Доблестный воин! – ответила жрица довольно высокомерно. – Храм – не убежище для бродяг и рабов! Каждый, кто совершил обряд и принес жертву богине, покидает храм! Он может задержаться в садике, поговорить со служительницами, отдохнуть на траве, но в храме – никогда! И если вы хотите оскорбить богиню и потом быть наказанными утратой вашей мужественной силы, идите в храм с вашими копьями и грязными чувяками!

Она с оскорбленным видом отошла от двери, как бы давая проход воинам. Те переглядывались и топтались на месте в нерешительности. Старший обратился к Итоне грубым тоном:

– Ты нам говорила о двух бродягах, так помоги найти их!

Итона встретилась взглядом с Евпорией и смутилась. Как-никак Евпория была старшей над нею, а со старшими приходится считаться.

– Значит, они успели уйти, – пожала она узкими плечами и тряхнула волосами.

– Куда они пошли?

– Мне кажется, они ушли через заднюю калитку, – спокойно ответила Евпория и удалилась под своды храма, не желая вести дальше разговор.

Воины посоветовались и направились к заднему выходу из храмового двора.

– Плохо, Итона, – сказала старшая жрица младшей после ухода стражи. – Плохо, что ты вместо служения богине гневишь ее своими неосмотрительными словами и поступками! Привлекла воинов к храму, чуть не опозорила жилище богини грязными подозрениями и даже насилием этих скотов!

– Они сами пришли!

– Но не сами решили, что в храме скрываются якобы чужие люди! Какая ложь! Стыдись, Итона!

VII

Сидя в полутемной кладовке, друзья беседовали. Гиерон опять выразил удивление тому, что Евлупор решился рискнуть головой, дал согласие на опасное посланничество.

Евлупор лишь усмехнулся в ответ.

– А что мне оставалось? Ведь свобода моя в руках Митридата! Что он прикажет, то я и должен делать!

– Ты прав, у царя – все рабы, я хорошо понял это!

– Э, Гиерон, той свободы, когда человек ни от кого не зависит, не было и нет!.. Раб во власти хозяина, а пират боится как огня своего пьяного вожака! Так уж лучше служить великому государю, власть которого – от богов! Вот я и решил: пока жив, буду верен Митридату! Сейчас для меня важнее всего передать царскую скиталу Махару, и ты помоги мне!

– Думаю, тебе надо обратиться или к Евпории, она вхожа во дворец, или к Асандру, хозяину моему! Без этих людей не обойдешься!

– Подумаю над этим. Но Митридат сказал, чтобы втайне! Понимаешь?.. Видимо, он и Асандру не доверяет!

– Не знаю, кому он доверяет, но один ты не проникнешь к Махару, нужны верные люди! Вернее Евпории и Асандра не найдешь никого!

Когда настала ночь, послышались шаги и звякнул замок. Вошла Евпория с бронзовым светильником в руке. Она принесла хлеб и кувшин с водой.

Смотря, как друзья утоляют голод и жажду, добавив к хлебу луковицы из корзины Гиерона, Евпория с любопытством останавливала взор на медведеподобном царском посланце. Рассматривая его воловью шею и тяжелые сильные руки, думала, что этот может постоять за себя.

– Через час уйдем, – сказал Гиерон, продолжая жевать. – А тебе – великое спасибо!

– Куда вы пойдете ночью? Всюду ходят воины, хватают каждого, кто появится в неурочное время!

– Нам надо пробраться в дом хозяина!

– Едва ли удастся. Схватят вас, и царское письмо попадет совсем не в те руки!

– Это было бы несчастьем! – ответил Евлупор. – Но Гиерон прав, оставаться здесь бесполезно, да и небезопасно. И с тебя надо заботу снять. Иначе ты окажешься в ответе за наши дела.

Евпория подумала, потом сказала:

– Если вас схватят на улице, то все равно до меня доберутся. Оставайтесь до утра. С рассветом, когда народ выходит на улицы, вы проберетесь в дом Асандра.

– А не поможешь ли ты передать Махару отцовское послание? – спросил Евлупор.

– Не знаю, как это сделать, ибо совсем редко бываю во дворце.

Она погасила светильник и оставила друзей, не заперев коморки. Пока она пробиралась к выходу, протянув руки во тьме, раньше ее из храма выскользнула бесшумная тень женщины, закутанной в покрывало. Незнакомка сбежала по ступенькам и притаилась за деревянной колонной. Старшая жрица не заметила ее. Выйдя из храма, Евпория лишь притворила двери, не щелкнув ключом. Потом прошла мимо колонны, коснувшись ее рукой, и при свете мерцающих звезд направилась к своему домику по аллее храмового сада.

VIII

Среди ночи в дом Парфенокла постучался одинокий человек в рваном плаще и нахлобученном на глаза войлочном петазе. Стражи осветили его факелами и, узнав Жабу-Клитарха, хотели угостить его палками. Но тот надменно усмехнулся и заявил, что принес для архонта известие, которое стоит горсти серебряных монет.

– Достойный Парфенокл, – добавил он хриплым голосом, – не простит вам, если вы прогоните меня. А к утру птичка может улететь.

– Какая птичка?

– Та, которую Парфенокл давно мечтает поймать!

– Погоди здесь.

Через полчаса Клитарх был принят архонтом. Последний выглядел заспанным и сердитым. Увидев, кто пришел, еще больше нахмурился.

– Это ты, Клитарх, недостойный гражданин, опозоривший себя связями с беглыми рабами? И ты осмелился явиться ко мне в дом, да еще в такой неурочный час? Говори, в чем дело, да поскорей!