Митридат

Пиры и многоконные выезды на охоту сменялись вновь жаркими ночными кутежами в узком кругу собутыльников и веселых портовых гетер, которых поставляла Евпория – теперь главная жрица Афродиты Пандемос. Она еще больше раздобрела, даже разбогатела, внесла выкуп за себя в храмовую казну и стала считаться вольной. Продолжала пользоваться покровительством Махара при снисходительно-терпеливом отношении городских властей.

О фиасе евпатористов уже не вспоминали. Все, что его облагораживало и возвышало, умерло вместе с культом Митридата. Осталось лишь беспробудное пьянство и неприкрытое сластолюбие. Махар и его компания прожигали жизнь, стараясь не думать о завтрашнем дне.

Злые и насмешливые люди в городе говорили, правда, не очень громко:

– Раньше Махар был жрецом и оргиастом, а теперь он просто пьяница и бабник!

V

Человек бросил на дощатый прилавок медную монету и получил взамен ячменную лепешку и две луковицы. Не обращая внимания на мятущуюся толпу, стал жевать, смачно хрустя луком.

Он был одет в скифские штаны и постолы из сырой воловьей шкуры. Через плечо висела старая суконная хламида. Его можно было принять за воина, отпущенного из войска после похода и теперь проедающего скудное войсковое жалованье. Широкое лицо его, небритое, заросшее колючей бородой, по самые глаза закрывали спутанные, грязно-русые волосы, выбивающиеся из-под старого войлочного колпака.

Продолжая жевать, он толкался среди разномастного люда, казалось, не интересуясь ни куплей, ни продажей. Это и понятно – у таких продавать нечего, а покупать не на что! Пантикапей был переполнен бесприютными людьми, живущими случайными заработками, однако гордыми своим званием людей свободных, которым для полного благополучия не хватало лишь какой-нибудь собственности, приносящей доход.

Однако внимательные водянисто-голубые глаза довольно осмысленно шарили по лицам сотен людей, как бы выискивая кого-то. Когда появлялись рыночные астиномы с палками в руках, он предусмотрительно избегал встречи с ними, равно как и тех вопросов, которые эти люди любят задавать. Сохраняя внешне безразличный вид, с вниманием прислушивался к крамольным крикам толпы, громогласно возглашающей славу царю Митридату, заступнику и предстоятелю Боспора.

Новые слухи о потоплении боспорских судов римлянами обострили обстановку в городе. Притихшие ненадолго боспорские граждане вновь зашумели. Атмосфера накалялась быстро, не предвещая ничего доброго.

– Надо пойти всем дружно к акрополю и просить правителя Махара примириться с отцом! Тогда и Митридат будет более милостив к нам, поддержит нас! – предлагал высокий боспорец в скифском колпаке и старом кафтане.

– Мы попросим Митридата, чтобы он полонил Сервилия и потопил его пиратские суда! – вторил ему другой, в одежде побогаче.

Более осторожные стояли поодаль, или, махнув рукой, спешили уйти от крикунов и избежать беды. Но число любопытных росло, отовсюду бежали люди поглазеть и послушать, а то и принять участие в словесном бунте против Рима и его ставленников. В ответ на крамольные выкрики появились группы вооруженных людей в железных шапках, с копьями. Они следовали за астиномами, которые с решительным видом размахивали палками.

– Кто такие? – грозно спрашивали они. – Почему шумите на рынке? Чего народ мутите?

– Граждане мы, пантикапейские общинники!

– И купцы!

– И мастеровые!

– Римляне топят наши торговые суда, пускают ко дну труды наши! Разве это закон?

Понтийские воины схватили было крикунов за руки, намереваясь увести на допрос, но толпа зашумела и стала проявлять признаки опасного возбуждения.

– Оставьте, не касайтесь свободных пантикапейцев! – закричали все разом.

Общинники Пантикапея пользовались полной свободой выражения мнений в пределах города, и правитель Махар не мог «хватать» их по своему произволу. Их судил суд общины, если в этом была нужда.

– Мы не рабы и не иноземцы, чтобы нас неволить!

В воздухе просвистел первый камень. Астиномы что-то разъясняли воинам с озабоченными лицами. Те неохотно отступили. Старший все же постарался узнать имена зачинщиков и подстрекателей уличной смуты, запомнить их лица.

Человек продолжал доедать свою лепешку. Усмешка искрилась в его прищуренных глазах. Вдруг он увидел юркую фигуру с корзиной в руке, что вынырнула из толпы. Корзина с зеленью и дешевая одежда выдавали слугу, закупающего продукты для хозяйского стола. Слуга с большим интересом взирал на мятущихся горожан и прислушивался к их разговорам.

Волосатый человек подошел к нему сзади и, положив руку на его плечо, спросил сдержанным басом:

– Гиерон, почему же ты не кричишь? За кого ты – за римлян или за царя Митридата?

Корзина выпала из рук слуги, он в изумлении оглянулся и, всмотревшись в небритое, грязное лицо незнакомца, не удержался от восклицания:

– Ой-ой! Не сплю ли я?.. Это ты, Евлупор?

– Тсс… Был Евлупор – и нет его!.. Называй меня Кир! И считай меня человеком пришлым! Воин я и намерен стать в ряды войска Махара!