Митридат

Царь никогда не был спокоен, его мучил демон подозрительности, внушал ему тревожные мысли об измене близких людей, о подготавливаемом втайне покушении на его жизнь. Но, чувствуя рядом Гипсикратию с ее неусыпным вниманием, он засыпал сладким, освежающим сном. И казалось, сквозь сон слышал ее дыхание, шорохи ее одежды, ощущал теплоту ее тела. Если бы он, проснувшись, увидел, что Гипсикратии рядом нет, что он один, то сразу вскочил бы в тревоге и схватился за кинжал. Но верная спутница была всегда около: то готовила пищу, то осматривала его одежду – цела ли, не отсырела ли, не заползло ли в ее складки ядовитое насекомое. Царь верил немногим, а из немногих только Гипсикратии. Лишь из ее рук он принимал и спокойно выпивал кубок вина, зная, что оно не отравлено.

Когда Клеопатра и Эксиподр удалились, Гипсикратия подула в черпак, отведала сваренную пищу и повернулась к Митридату.

– Разреши, господин, я приготовлю тебе постель, – сказала она просто и ласково. – Поешь горячего, а потом я раздену тебя, и ты уснешь!.. Ты утомлен!

Митридат действительно чувствовал, как по всему телу идут волны усталости. Но преодолел это чувство, прислушался к звукам за стенами хижины. Легко вскочил на ноги, и, подойдя к дверям, распахнул их. Холодный ветер ударил в лицо, из проема двери глянула ночь.

– Как быстро стемнело, – сказал он и насторожился. – Нет, Гипсикратия, спать рано, я слышу шаги людей! Они идут сюда!

– Ничего, стража задержит их.

Из темноты вынырнул Трифон. С его шлема капала вода.

– Ты еще здесь? – подозрительно скривился царь.

– Здесь, великий государь, я уже вернулся из города!

– Так скоро?.. Или тебя не пустили в ворота?

– И в ворота пустили, и все сделано, как ты повелел! Архонты ждут твоих приказаний за третьей линией охраны!

– Проворен ты, Трифон, проворен!.. За то и ценю тебя! Веди их сюда!

Трифон не случайно выдвинулся на высокую должность главного царского «соматофилака» – телохранителя. Его умение распорядиться, правильно расставить людей, заставить их «летать по-птичьи и ползать по-змеиному», исполняя приказания, нравилось Митридату. Трифон был одарен способностью повелевать людьми, жаждал власти, охотно пускал в ход костлявые кулаки, не останавливаясь, при надобности, и перед ударом кинжала. В нем жил и действовал демон смерти и уничтожения. Он ходил следом за царем, держа наготове кривой меч – «махайру». Царь охотно поручал ему те дела, где надо было проявить быстроту и жестокую решительность. Чаще всего это касалось неугодных Митридату лиц. Где появлялся Трифон с отрядом безбородых головорезов, там всегда исчезали люди. Трифон во всех случаях шел напролом, не давая опомниться тому, за кем охотился. Действуя от имени царя, он держался высокомерно, нетерпеливо. Набрасывался на жертву внезапно, как ястреб. На протесты и вопросы отвечал грубыми оскорбительными ругательствами. Его взгляд разил, как камень, пущенный из пращи. По его условленному жесту дюжие стражи схватывали обреченного, сбивали с ног, скручивали веревками, волокли по земле, избивали, увечили, а если приказано, то и убивали на месте.

Получив приказ, Трифон исчез во тьме. Через несколько мгновений послышались торопливые шаги группы людей, подгоняемых гортанными выкриками. Представители города вошли в хижину запыхавшись, осмотрелись с тревогой. Они мало чем отличались от местных горцев. Сняв лохматые бараньи шапки, склонили курчавобородые головы перед царем, втайне пораженные, что великий Митридат не побрезговал заночевать в этой дымной норе.

Разговор был короткий. Царь смотрел строго, а говорил мягко, милостиво. Он пристально рассматривал лица диоскуриадских старшин, и каждому казалось, что царь интересуется именно им. Все вышли из хижины вспотевшие, но удовлетворенные, что так легко отделались, даже получили подарки.

– Хитры и корыстолюбивы! – сказал Митридат, когда дверь захлопнулась и он опять остался наедине с Гипсикратией. – Но трусливы и готовы служить мне.

– Теперь отдохни, – робко напомнила рабыня.

– Отдых, – ответил Митридат, нахмурившись, – это расслабление души и тела, право людей низких, подобных скотам, которые если не тянут ярмо, то дремлют у кормушки! Удел царей – бодрствовать, ибо цари отягощены бременем власти, окружены лукавыми людьми, которые ждут, чтобы их господин заснул и не мешал им обделывать свои грязные дела!.. Кругом тайные и явные враги!

Однако взял из рук Гипсикратии чашку с горячим мясным варевом и выпил его. После чего, не раздеваясь, завернулся в бурку и прилег на нары.

Женщина-воин бесшумно прошла по хижине, прислушалась у дверей и, только услышав храп повелителя, решила утолить голод остатками царского ужина. Потом осмотрела кинжал, попробовала пальцем, остер ли, и заняла свое место на полу у входа в хижину.

IV