Миткалевая метель

— Ах ты дерзкий купчишка! Да я тебя за такие слова завтра же упеку в Сибирь! — пригрозил губернатор и поплелся на берег, а у самого голова трясется, как у параличного.

— Схватить этого, который по всей России подарки развозит и губернаторов не почитает! Это не купец, а смутьян! — кричит губернатор, от злости захлебывается.

Стражники в сто свистков свистят, на корабль торопятся.

Но тут волна колыхнулась, белая лебедь встрепенулась, обрызгала с крыла корабль. Иван чихнул, пряслицу и воду окунул…

Стражники глаза выпучили. А Иван уж посередине Волги в веретенице плывет, веретенами гребет, куделью парусит. Ни преград ему, ни запретов. Путь он держит в понизовье, к Астрахани. Там бедного люду не меньше, чем в верховье.

Той порой Корней с Филиппом отца журят:

— Вот доверили нашему простофиле товар, а он и сам вместе с добром пропал. Ни духу ни слуху все лето…

Горюет и отец: что же случилось с Иваном?..

Когда самого последнего бобыля на Волге Иван в хорошую рубашку одел, стал домой собираться.

А под Нижним Новгородом все три обиженных губернатора встретились: новгородский, ярославский и костромской. Полонить дерзкого купца хотят. Поперек всей реки от берега до берега стоят лодки со стражниками. Ружья и сабли наготове.

Плывет Иван с понизовья. Ветер в парусах шумит, на узорах солнце играет.

— Стой! Сажай на якорь! — приказывают ему.

Может, пропадать бы Ивану… Но тут волна всколыхнулась, белая лебедь встрепенулась. Корабля как и не бывало. Плывет он в узорной веретенице, на низеньком сиденьице, веретенами гребет, куделью парусит.

— Все равно не пропустим! Не уйдешь теперь! — угрожают ему.

Видит Иван — дело плохо. Отомстят ему губернаторы, загубят. Тут встал он в веретенице да как гаркнет изо всех сил:

— Люди добрые, я для вас ничего не жалел! А теперь вы мне помогите чем можете!

Не зря молвится: как народу аукнешься, так народ и откликнется. Не пропала даром забота Ивана о простых людях. Тут весь мастеровой люд хлынул к берегу, и начали воду из Волги черпать: кто ведром, кто котелком, а кто картузом, а то и просто пригоршнями.

И не заметили, как обмелело русло. Все губернаторовы лодки и парусники на мель сели. А Иван по мелкому ручейку прошмыгнул на узорной веретенице… Подальше отплыл — снова поднял паруса. С попутным ветром подплывает к Кинешме.

Сошел на берег, чихнул, пряслицу в воду окунул… Положил веретеницу в короб — и домой. По пути не забыл зайти к лесной деве. Как же, отчитаться надо!

— Всех одарил, всех одел!

— Знаю, Иван. Спасибо тебе. Теперь домой ступай.

Дома отец встречает Ивана у порога:

— С барышом или с накладом, сынок?

— С радостью, — отвечает Иван.

— Где ты столько времени пропадал, беззаботная голова? На чем теперь ткать станешь? Тут у нас, пока ты гулял, за подати твой станок отняли, — жалуются братья. — Что ты только делал целое лето!

— Кривду искоренял. Товары бедным людям раздавал. А ткать я найду на чем, — не горюет Иван.

— Эх ты, простофиля, о себе не заботишься! Вон, говорят, один ходил полотна продавать, на выручку целый корабль себе купил, в море за товарами уплыл, — пеняет Корней.

— Ничего нет удивительного, братцы. Я на этом корабле плавал, только не по морю, а поближе… Благодарность от народа получил, — заявляет Иван.

— Ты, Иванка, еще хуже стал. Тебе дело говорят! — ропщет Филипп.«— Если бы мне так посчастливилось, я на выручку поставил бы свой полотняный завод.

— Ну, и стал бы твой завод только людям перевод, — говорит Иван. — Вот так уж радость…

— А тебе какая же радость нужна?

— Вот какая — самая большая!

Вынимает тут Иван узорную веретеницу с челноками, веретенами точеными, чеканными; разноцветный веничек кладет на стол. Вот и весь его барыш. Братья так и зашипели:

— Простофиля ты, простофиля, все полотна за такую пустяковину отдал?

А на узорную веретеницу и глядеть не хотят. Мол, у нас челноков с веретенами и без того много.

Братья норовят Ивана из избы выгнать. И заварилась в тот день такая ссора промеж братьев — водой не разлить, не разнять. Не хотят Корней и Филипп больше и единого дня жить вместе с Иваном. Делиться — да и только.

Уговаривал их отец, а они не послушались. Поделили все на три пая. На долю Ивана пала эта узорная веретеница. Братья построили себе по избенке за оврагом. Иван с отцом в старой избе остались.

Сначала старшой переманил к себе отца: живи, мол, у меня, а то Иван нерадивый тебя голодом заморит. Перешел Вахрамей попытать хваленых пирогов. Году не пожил — надоел Корнею. Не тут сел, не по той половице прошел, много съел…

Филипп отца к себе зовет:

— Приходи ко мне, не обижу.

Через год и Филиппу надоел старик. Пришлось к Ивану проситься:

— Приюти, сынок, ради бога!

— Так что ж, полезай на печку да полеживай на здоровье.

Снова Иван с отцом стали жить вместе. Отец привык все время что-нибудь да делать. Лежит на печи, ощупью кудель тянет, тонко прядет. На столе сырая картошина, в нее воткнута лучина — девичья кручина. За станом Иван сидит, свое дело привычное правит.

Вскоре барин такой оброк закатил с ткачей, хоть себя закладывай. Тужат ткачи, а Корней с Филиппом больше всех. Иван говорит им: