Мистик Томас Свит

Небо над горизонтом казалось пасмурным от избытка темно синих оттенков, сливаясь с красным, выходили угрожающие грозовые изгибы туч, причудливо они нависли над светилом. Щечки леди от ветерка слегка порозовели, в глазах ее мерцал некоторый блеск, ручками она обхватила поручень и всматривалась вдаль, Натаэль смотрел на ее тоненькие пальчики, кожа нежная, выступают ноготки, видны косточки и венки от напряжения, как бы хотел он разглядеть их поближе. Генриетта была из тех хрупких женщин, кои среднего роста, тонкой талией, невольно появляется желание обогреть и защитить подобное создание, за всем этим скрывается детская непосредственная наивность, открывающаяся лишь в минуты немого доверия. Ловя каждый миг, Натаэль запоминал, не упускал ни одной детали, сколько пуговиц на ее платье, сколько у нее ресничек и насколько упоительны ее губы, к коим ему не заблагорассудится прильнуть. Зато он выдохнет воздух из своих легких, и его молекулы полетят и прикоснутся к ее губам, на ее одежде останутся крохотные частицы его кожи.

– Мы дышим с вами одним воздухом, разве это не прекрасно. – сказал Натаэль.

Генриетта смутилась, уловив суть сказанного.

– Вы прямо романтик, позвольте спросить, что навеяло столь мечтательное примечание?

– Совокупность обаятельности.

– Будто во сне, не правда ли, а что вам снится, можно полюбопытствовать?

– Мне видятся одни и те же сновидения, происходит некоторая ситуация, возникает ошибка, проблема, затем я останавливаюсь, думаю, прокручиваю все с начала, в общем, лабиринт, плутаю, и выбраться не могу.

– В жизни также, а я не ошиблась, вы видимо последний романтик, я это так часто слышу, что непосредственно выдвинула один простой тезис. Каждый романтик последний, как впрочем, и единственный, для той леди, в чью сторону направлены комплименты и сентиментальные подарки, это подход художника, кто-то увидит в этом пейзаже красоту, а кто-то пройдет мимо, даже не удостоив взгляда столь очаровательное зрелище. Вы загадочны, и мне нравится, вы не распинаетесь и не пытаетесь понравиться, не раздуваете свое мужественное эго. Неужели не думаете, что вы предназначены для покорения “слабого пола”? Вы уже созрели.

– Значит, скоро мне предстоит оторваться от ветки и стать частью земли. Ведь семечко, некогда упавшее в почву, породило древо. Из земли и в землю.

– Вы верите в чудеса?

– Безусловно, одно произошло совсем недавно, но порой мы желаем то, что не в силах понести. Нищий желает золота, он слаб и расточит всё состояние за один день. Бесплодная женщина мечтает о детях, родит, но не сможет прокормить и воспитать. Если даже прикажем горе иди туда, чудесным образом скала поднимется высь и обрушится на нас, не выдержать нам того веса, каждому даруется по силам. Вы само чудо, в вас есть жизнь, вы питаете людей, однако насытившись сверх меры, они желают большего. Это всего лишь мои рассуждения.

– Я понимаю, мы и вправду дышим одним воздухом. – сказала Генриетта.

Зыбкая и в то же время воздушная паутина фантазий обволакивала их, они играли, диалог исходил без правил и канонов, будто сегодняшний день последний. Они вдыхали влажный воздух, почти не двигались, как охотники боящиеся спугнуть дичь или рыбаки, не нарушающие морскую тишину, они витали за пределами атмосферы, думая, что это эпилог, потому выражались полноценно, со всей искренностью, если завтра наступит, то от слабости не смогут вот так беседовать, или смогут, неведомо. Как и неведомо, почему они еще вместе, они кажутся такими разными. Может причина кроется в том, что они воспринимают друг друга такими, какими они есть. Но Натаэль был другим.

Асгард туч начал расходиться и грузно нависать над громадой облаков, Генриетта предрекла скорый неуместный дождь, потому предложила продолжить знакомство в ближайшем кафе за чашечкой ароматного кофе. Натаэль был не против, у него пропало всякое желание возвращаться в душную мастерскую, ему опротивело тиканье часов, сейчас он хотел слушать лишь ее голос.