Мистик Томас Свит

– Мы рождаемся с неким предназначением, мир это мастерская, мы приходим в нее, садимся, творим, затем уходим, с мыслью, что хотя бы что-то успели, или нет, но где только что побывали, так и не поняли, и по нашим трудам будут судить нас. Смотрю на всё это многообразие, всё это создано для меня, человека. Ответ очевиден, я не могу понять окружающий мир и потусторонние миры, потому что они созданы не мной, а чужой замысел обычно держится в секрете, сокрыт, временами открывается частями, понемногу, чужое видение невозможно с точностью распознать. По сравнению с Божьим замыслом наши идеи куда скромней.

– Для чего художник запечатлевает проявления мира, изображает деревья, да, они более постоянны, чем человек, сбрасывают листву осенью, и зеленеют весной, человек же постоянно падает и встает. Художник изображает замысел Творца, почти подражает. Немного соприкасается с тайной, рисует людей, дабы проникнуть в тот божественный вдох, давший нам жизнь. Художник более близок к познанию чем ученые придумавшие законы физики, если даже они и правы, то познают то, что уже есть, а творчество зрит вглубь, различает вечное движение душ, средь внешней оболочки дух, невидимый простым зрением. Нужны ли художнику глаза? Нет, настоящий художник зрит сердцем, и верит, знает, то изображаемое есть творение Творца. Поэтому покупая картину, приобретите написанную живописцем картину с черной непроницаемой повязкой на обоих глазах. Это конечно шутка, но и в ней есть свой смысл.

Впервые неискушенный Натаэль гулял с леди, впервые говорил, изливал ей свою душу, совсем немного, и то было несоразмерно колоссально. Впервые к нему обращается женщина столь почтительно, они равны, он больше не тот невзрачный юноша сидящей в комнате увешанной часами и горбатой спиной из-за сидячего образа жизни, он впервые ощущает нечто трепещущее и загадочное, не смотрит на время, не считает секунды, этот счастливый день, будто не закончится никогда. И вправду, подойдя к причалу, где по обоюдному согласию собирались парочки, навеянные высшим проявлением чувств, окружение со всей явностью благоволило признанию или предложению. Они оказались совершенно одни, вдали от парных силуэтов вдоль набережной, в намерениях их не входили любовные интриги, не присутствовала развязка женского романа, нет, они просто беседовали на разные темы, порою несвязные между собою, возвышенные, низменные, духовные, суетные, все обсуждалось поверхностно, ведь лекции удел профессоров, они чуть касались и переходили к следующему, интересующему обоих вопросу. Однажды запас исчерпается, настанет тишина, но прежде, необходимо было откровенно высказаться.

Девушки кажутся простыми, пока воочию с ними не столкнешься, речь, жесты, мимика, всё настолько мудрено, что не можешь толком осознать, с кем только что контактировал, с кем-то неземным. Натаэль вглядывался в ее коралловые глаза и видел всю жизнь Генриетты. Сейчас она искрит и будоражит людей, но скоро погаснет, отойдет на заслуженный отдых, померкнет словно старая актриса по сравнению с молоденькими студентками, у них нет того таланта, но молодость бесценна, ценится гораздо выше способностей. Она будет бездетной и незамужней, она превратится в бельмо на глазу общества, либо до конца дней своих будет защищать и будить людей от социального и душевного сна. Неизвестно когда закончится ее порох, жаль, на ней будто клеймо несчастья, она никогда не признает того, будет уверять себя в обратном. Смотришь на женщину, она красива, умна, трудолюбива, целеустремлена, становится грустно видя ту печать скорби на этой скромной девушке, ведь не каждому цветку радовать людей своей красотой, иной возложат на могилу в знак почитания, тот цветок также красив, но воззревший на него человек не улыбнется и не навострит обоняние, не станет заботиться, лелеять. Должно быть, ошибаюсь, вижу то, что хотел бы видеть, если несчастен кто-нибудь помимо меня, значит, я не одинок в своем горе. Девы словно рождены для счастья, благополучия и уюта, представить невозможно обратное, может быть бремя красоты слишком велико. Генриетта казалась ему прекрасной, как и любая другая женщина, однако она была другой, ведь души источают мелодии, у каждого отдельного человека своя собственная, они могут музицировать раздельно, а могут слиться в унисон, так происходит соитие душ, в едином оркестре льется ласково музыка и им от того приятно.