Мистик Томас Свит

– подходил к вопросу основательно. Вдобавок, несомненно, ему нравилось контролировать организм часов, когда каждая мельчайшая часть находилась, сидела на своем законном месте, затем воспроизводило стремление к отсчету. Довольно заманчиво было наблюдать, как скрестив детали, не получаешь жизнь, но мнимое движение, без человека которое скоро прекратится. Он размышлял о тех веках, в которых люди еще не изобрели вычислительные предметы и приемы, не существовали солнечные, водяные, механические часы. Неужели они всюду и всегда опаздывали? Как им удавалось приходить в определенное время, или они были не так зависимы, не так ответственны? И видимо они не оправдывали свои поступки как свершенные, так и не свершенные, нехваткой того чего тогда не было. Однако живя в нынешнем веку, Натаэль быстро позабыл те фантазии. В реальности он, впрочем, и каждый из нас, усваивает один обыденный факт: нам дан неизвестный жизненный путь, неопределенный по времени, в коем необходимо успеть воплотить всё задуманное и предначертанное.

“Однажды весною люди посадили в землю маленькое семечко с черной скорлупой, думая, что из него вырастет нечто неприглядное и бесполезное. Наступило теплое время, сад оброс цветами, овощами, и то семя также дало росток, всего два листочка, никто и не заметил его, все позабыли о том черном семечке. С каждым днем растение росло, впитывая влагу, и вскоре вознеслось над головами людей, будто древо. Из того семени вырос подсолнух. Смотря с высока он возгордился величием своим, приметил, что люди взирают на него подняв голову и дивятся ему, также гордился он тем, что бутон его с желтыми лепестками больше чем у любого другого цветка. Провозгласил подсолнух немедля себя царем всех цветов, и не было ему равных, ведь из скромного семечка он вознесся, и каждый входящий в сад любовался лишь им одним. Поднимал он цвет к солнцу, словно гордый человек с высоко поднятой головой. Но вот, настал последний месяц лета, у всех растений созрели плоды. И возгордился подсолнух пуще прежнего, в сердцевине бутона его созрели семена, десятки и может быть даже сотни. Осмотрелся он вокруг и решил, что ни у кого нет стольких плодов как у него, яблони и груши, и те завидуют ему, а цветы сильно постарели, начали увядать, и здесь не оказалось ему равных. Знали все, что однажды придут в неизвестный час люди и соберут плоды, у кого больше, того прославят, и так как подсолнух имел больше даров, то не сомневался он во славе своей, презирал те дерева, которые росли годами, но плодов с них собиралось столь ничтожно мало. Знали деревья, малыми побегами они пополнят запасы людские, скоро заполнятся хранилища и возблагодарят их люди. Семена в подсолнухе набухли, стали тяжелы, склонил он главу свою. С яблони некоторые плоды падали наземь, и человек мог взять их, либо оставить, ибо истлевши, покроет семя почва, напоит дождь и вырастит новое древо. Подсолнух ждал с нетерпением, когда придут люди и соберут его плоды, но вопреки силе тяготеющей, не склонил он главы златой, тянулся к солнцу, не хотел показать слабость свою. Тогда прилетели птицы небесные и поклевали все семена подсолнуха, не осталось ни одного плода, но надеялся он на то, что люди насытившись, оставят одно семечко, посадят и снова он вырастит в будущей жизни. Так потерял гордый подсолнух все дары свои. Однажды пришли люди собирать урожай, увидели, что подсолнух засох, и птицы поклевали все семена его. Но люди были милостивы, отыскали в траве одно семечко, ибо птицы всегда оставляют одно, словно надежду. Положил человек в мешочек семя с черной скорлупой, дабы следующей весной даровать гордецу еще один шанс. Возрос подсолнух снова следующим летом, осмотрелся по сторонам, и осознал он тогда, что он меньший из всех. И когда настало время собирать плоды, под тяжестью семян он склонился к земле, приклоняясь пред всеми, ибо он был последним из всех. Прилетели вновь птицы, но не увидели его, укрылся он смирением, алчущие не разграбили его, ведь казался он нищим для них”.

Притчу сей сказывал дедушка, иногда, после удачно отменно выполненного заказа, заметив, что прилежание Натаэля не связано со стремлением к обогащению или к достижению высот в мастерстве, нечто иное сковывало неистовый юношеский дух и нрав. Во всей полноте ведая о трагической судьбе мальчика, о ранней потере родителей, дедушка нисколько не удивлялся странностям царивших в поведении юноши, точнее, отсутствие в нем дурных наклонностей к тому, чему он, будучи молодым, не брезговал вопреки здравому суждению и увещеваний старших. Юному часовщику не хватало общения, круг его знакомых был узок, однако он почему-то накрепко закрывшись, будто был доволен сложившейся ситуацией и рад времяпровождению в тесной комнатке сверху донизу увешанной часами. Дедушка искренне надеялся, что внук по истечении нескольких лет образумится, рано или поздно выйдет наружу, открыв свое чистое сердце миру.