Мистик Томас Свит

Что именно имел виду сфинкс, задавая мне загадки; любит ли она меня, как избранника, о чем она думает, есть ли в ее мыслях я, сколько времени потребуется… я готов ждать всю жизнь. Утолил ли я тот интерес, вызванный еще на кладбище, ни на грамм, ведь это была любовь с первого взгляда, надеюсь, она не исчезнет. Говорят, любви нужно учиться, познавая как науку, как математическую или химическую формулу, будто это со временем возникающая прогрессия по мере возрастания счастья – глупо, любовь в нас с рождения. Ведь нас не нужно учить плакать, смеяться, радоваться, печалиться, живя, мы учимся жизни, любя, мы любим, будучи профессорами, из нас творят неучей и навязывают свои циничные представления. Один миг и два человека никогда не разлучатся, даже если то есть всего лишь образ в душе. После взрыва наступает некая контузия, после которой человек не способен понять всего, чтобы осознать, что эта перемена действительно любовь, нужно время. Так и я, приняв за тягу к познанию, увидев во второй раз свой объект обожания, был очищен благодатью, как только уста мои произнесли ту всем знакомую фразу. Наши судьбы связаны, желаем мы того или нет, можем бежать, переселяться на разные полушария Земли, но из памяти своей не вычеркнуть. К своему удивлению я не поддался наплыву мечтаний, грез, но отмахивался от них как от насекомым, зато, если бы я был пророком, будущее всё равно бы осталось неизменным.

Меня могут осудить те фешенебельные слои общества, если узнают о предложении и подачи чувств, но они пусть остаются слепы, к тому же наше с ней положение позволяет абстрагироваться, отличаться от прочих, или наоборот, то обстоятельство ограничивает нашу индивидуальность.

Теперь в замке тихо, ремонт окончен, сегодня отдал распоряжение о прекращении, они ушли, щедро обогащенные. Разруха, однако, кажется, что они не строили, а ломали, что проще, со временем думаю, шрамы затянутся, или я уже привык к хаосу, что порядок кажется мне неестественным. Совсем забыл о Даниэле, не подносил припасы, иногда у меня возникает мысль, что за той дверью никого нет, иллюзия, или, в самом деле, призрак, действительно ли она человек, настоящий, живой. Отец Вильям не приходил, двери отперты, можно входить, но хорошо, что не приходит, я не слишком желаю с кем-либо видеться, слишком не устойчив мой нрав, к тому же он сразу распознает во мне неладное, станет расспрашивать, но я жду лишь одну особу. Можно вообразить что уныние, хандра поглощают душу мою, но это не так, отчаяние это нечто определенное, сейчас же я на границе счастья с печалью, на суде, на решение которого повлиять я не в силах, все мои деяния, слова, мысли, будут угнетены, до момента оглашения вердикта.

Сижу за письменным столом, в той же комнате, теперь пишу не пригласительные письма, а невнятное высказывание. За окном снова хмуриться, природа, будто поддерживает меня, одиночество мнимо, поэтому безвластно.

Как бы ни хотел отклониться от главной темы, ничего не выходит. Ее образ стоит перед глазами, ее намокшие очи смотрели с состраданием, чувством понимания, смущения. Викторианская бледность, хрупкая фигура, всё в ней идеально, надеюсь, не один я вижу так, и надеюсь, только я влюблен в нее.

Пишу, чтобы не забыть, запечатлею на бумаге неподражаемый, неповторимый момент в жизни, нелепо, ведь никогда не придам забвению столь дивное, чудесное событие. Роль моя мала, если бы даже я не признался, помнил и чтил ее, по всем законам любви. Но мне легко так думать, меня не пугает монашеский образ жизни, бездетность, без счастья, будут говорить, что я одинок, они заблуждаются, ведь у меня есть любимая, даже в воспоминании, она вдохновляет, согревает, сохраняет надежду. Но боюсь отказа, если взвесить все за и против, окажется самым верным решением оставить меня с моими “выдумками”. Надеюсь, она вопреки чужим мнениям будет слушать лишь свое сердце. Готов ждать, сколько потребуется, и в горе и в радости, в молодости и в старости.

И надеюсь, больше мне не придется записывать сюда что-либо.

Дневник Элизабет. 4 августа, ночь.