К собственному изумлению Бэйсуотер опять согласно кивнул. А ведь никогда еще никому, кроме только лакеев, не позволялось ездить рядом с водителем на переднем сиденье "роллс-ройса".
– До свидания, дядя Ипполит, – горячо воскликнул Генри, обнимая маркиза за шею. – Ты такой добрый!
Маркиз потрепал Генри по плечу и ответил:
– До свидания, милый мой племянник и внук. Удачи тебе, и будь умником. И вам удачи, мадам, и до свидания – и надеюсь, что когда вы найдете отца Генри, он окажется хорошим человеком, который будет любить мальчика.
Маркиз стоял у подъезда, пока "роллс-ройс" не свернул за угол. Странно, но отчего-то он больше не чувствовал облегчения. Ему вдруг сделалось как-то одиноко и он почувствовал тяжесть своих лет.
Итак, элегантный "роллс-ройс" маркиза катил по Национальной Магистрали из Вашингтона, а в нем, в водительском отсеке, сидели и беседовали Бэйсуотер, миссис Харрис и Генри, одетый в новый костюм и туфли (купленные для него маркизом) – мальчик сейчас более, чем когда-либо, походил на юного аристократа со страниц великосветских журналов вроде "Тэтлера" или "Куин".
Миссис Харрис думала про себя, что ей никогда не приходилось видеть столь элегантного и привлекательного джентльмена, как мистер Бэйсуотер в его габардиновом костюме благородного серого цвета и серой же фуражке с гербом маркиза на околыше. Мистер Бэйсуотер в свою очередь втайне дивился тому, насколько ему приятно общество миссис Харрис. Обыкновенно в такой поездке, как эта, он не прислушивался бы ни к чему, кроме еле слышного урчания двигателя "роллса", шелеста шин и безукоризненно беззвучной работы рессор. А вот теперь он позволил себе уделить часть внимания болтовне миссис Харрис, уютно угнездившейся на мягком кожаном сиденьи. Более того, он даже сам заговорил – а такого с ним, когда он был за рулем, не случалось с 1937 года (в тот раз ему пришлось прикрикнуть на лакея лорда Бутси, чтобы тот сидел смирно, а не зыркал глазами по сторонам).
– Мне довелось бывать в Висконсине, в Мэдисоне – улицы там широкие и застройка приятна для глаз; однако в Кеноше я не был. И что, по вашему мнению, является наиболее достопримечательной особенностью этого города? – спросил он.
– Оладьи по-северному с маленькими свиными сосисками и кленовым сиропом, – не колеблясь отвечала миссис Харрис. – Они подают это в кафе при гостинице, и я в жизни ничего вкуснее не ела. Сказать правду, я уплела четыре порции и мне потом даже было нехорошо. Но дело того стоило!
– Умеренность – путь к здоровью, – нравоучительно заметил мистер Бэйсуотер.
– Полноте, Джон, – отвечала миссис Харрис, впервые позволяя себе назвать достойного шофера просто по имени. – Да вы хоть раз пробовали эти их оладьи по-северному?…
Оправившись после шока – впервые за долгие годы особа женского пола обратилась к нему столь фамильярно! – мистер Бэйсуотер холодновато улыбнулся и ответил:
– Нет,
– Господи! – воскликнула миссис Харрис. – Тридцать семь сортов! Да столько и на всём свете-то быть не может! Генри, ты можешь в это поверить?
– Раз он так говорит, значит все так и есть, – отвечал Генри, с доверием глядя на мистера Бэйсуотера.
Они припарковали машину у длинного красно-белого здания ресторанчика "Говард Джонсон", подле нескольких десятков других автомобилей, похожих на поросят у корыта, и устроили настоящий лукуллов пир, наслаждаясь изысками американской придорожной гастрономии.
Впрочем, в этот раз с миссис Харрис ничего не случилось. Зато плохо стало Генри. Он одолел девять порций знаменитого джонсоновского мороженого, но десятая – чернично-лакричное с шоколадной подливкой – одолела его самого. Генри стошнило – впрочем, когда его умыли и почистили, он был в полном порядке и наша троица продолжила свой путь к гигантскому городу на Гудзоне.
По дороге мистер Бэйсуотер разговорился и поведал миссис Харрис о популярности Генри среди обитателей дипломатического анклава, связанной, в частности, с его подвигами (прерванными ветрянкой) в области спорта – Генри, судя по рассказам, бегал быстрее и прыгал выше и дальше отпрысков посланников Испании, Швеции, Индонезии, Ганы, Финляндии, Голландии и Бельгии.
– Надо же, – сказала миссис Харрис. Затем, подмигнув Бэйсуотеру, она спросила:
– А вот как вышло, что никто из них не догадался, что Генри… ну, что он не…
– Хо! – ответил Бэйсуотер, – да как им догадаться, если все они говорят по-английски еще хуже Генри? А мальчишке суждено стать лидером…
Тут в разговор вступил сам Генри, нарушив свое долгое молчание: