– Тю-уу! Ну и вонища, прям носки вареные! Не, по мне так ничо нету лучше доброй южной кухни – вот сальца поджарить с ботвой от репы под стаканчик кукурузовки, или цыпленочка по-южному в масле зажарить как следует, и чтоб с картошкой и кукурузой – это я понимаю, это мужская еда. А эту иностранную хреновину я есть не могу, в рот не полезет. Так что вы это дело ешьте, а я покуда подожду, может, дадут мясца с картошкой!
Во время другого приема он произнес спич во славу своих предрассудков:
– Я вам вот чо скажу, я кого не терплю, дак это ниггеров, негролюбов и инострашек всяких. Я вот чо скажу – увезите ниггеров туда, откудова они приехали, и инострашек больше не пускайте. И будет у нас как есть божье царство.
Во время этой речи бедная миссис Шрайбер мучительно покраснела, а многие из гостей выглядели так, словно готовы были вот-вот взорваться. Но поскольку всех предупредили, что в раздражении Кентукки Клейборн может запросто прекратить переговоры о контракте, все смолчали.
Миссис Харрис изложила после этого подруге свое мнение в простых, кратких и живописных словах, бывших в ходу у менее утонченных обитателей Бэттерси, закончив свое описание (которое мы, к сожалению, по некоторым причинам не решаемся воспроизвести здесь) так:
– И когда он говорил так про иностранцев, он пялился прямо на меня. Уж и не знаю, как я сумела удержать язык за зубами!
Когда мистер Шрайбер выразил свой протест агенту Клейборна и попросил его оказать какое-либо цивилизующее воздействие на подопечного, мистер Хаймен меланхолически ответил:
– Что с ним поделаешь – такой уж он от природы. Как говорится, "естественный человек". За это его и обожают миллионы американских ребят. Он такой же, как они. Вымойте его и упакуйте в обезьяний костюмчик – и вы его испортите. Он вам принесет кучу денег – чего вам еще надо?…
15
Наконец настал день, когда миссис Харрис, уведомленная маркизом о том, что Генри более не считается заразным а, напротив, пребывает в цветущем здравии детства, села в экспресс на Вашингтон. По прибытии она, со своей обычной энергией и предприимчивостью, взяла такси и велела водителю провезти ее по городу – чтобы успеть полюбоваться столицей Соединенных Штатов, – а затем ехать к посольству Франции.
Объехав Капитолий, памятник Вашингтону, Мемориал Линкольна, Пентагон и Белый Дом, водитель, который во время войны служил на флоте и неоднократно бывал в британских портах, повернулся к пассажирке и спросил:
– Ну, мамаша, и как вам всё это? Конечно, не Букингемский дворец и не Вестминстерское аббатство – но это наше.
– Да полно вам, голубчик, – отозвалась миссис Харрис. – Не можете же вы иметь всё сразу. А у вас тут даже красивее, чем на картинках.
В посольстве миссис Харрис очень тепло встретил сам маркиз. Надо признаться, что радость последнего проистекала не только из вполне искренней симпатии к миссис Харрис, но и оттого, что заканчивалась (для маркиза, по крайней мере) довольно щекотливая история.
По лестнице слетел в объятия миссис Харрис совсем новый Генри Браун, не тот, с кем она рассталась не так давно на французском лайнере. Как часто бывает с детьми, которых ветрянка укладывает в постель, мальчик вытянулся не меньше чем на дюйм, а благодаря хорошему питанию и тому, что никто его не обижал, он выглядел теперь покрепче, не таким маленьким и слабым. Глаза по-прежнему смотрели умудренно, но потеряли печальное выражение. Путем подражания он усвоил кое-какие манеры, что и продемонстрировал во время обеда с маркизом и миссис Харрис – во всяком случае, он не набрасывался на еду и не ковырялся в ней, сносно пользовался ножом и все такое прочее.
Миссис Харрис, сама неравнодушная к пристойным манерам (стоило посмотреть только, как она изящно отставляет мизинец, когда берет чашку или вилку) не пропустила это достижение мимо глаз и заметила:
– Милый, ты умница! Твой папа будет тобой гордиться!
– Да, – вспомнил маркиз, – я как раз собирался спросить. Вы нашли его?
Миссис Харрис покраснела.
– Господи помоги, – отвечала она, – ничего пока не вышло. Уж сказать не могу, до чего мне стыдно – и я хвасталась еще миссис Баттерфильд, что разыщу его в два счета, стоит только приехать в Америку. Боком выходит хвастовство-то! Но не волнуйтесь, в конце концов я его найду. – Она повернулась к Генри и пообещала: – Не бойся, Генри. Я отыщу твоего папочку, или я не Ада Харрис!
Генри воспринял эту клятву спокойно и ничего, по обыкновению, не сказал. Сказать по правде, сейчас его не так уж заботило, найдет миссис Харрис его отца или не найдет – все было превосходно и так, и Генри не собирался слишком уж жадничать, искушая судьбу.
Маркиз проводил их до парадного подъезда посольства, где уже ожидал синий "роллс-ройс", сверкающий хромом и никелем, с блестящим Бэйсуотером за рулем.
– Можно, я сяду впереди, дядя Ипполит? – спросил мальчик.
– Если мистер Бэйсуотер позволит.
Шофер сдержанно кивнул.
– А можно, тетя Ада тоже сядет впереди?