Миссионер

Андрей оторвал глаза от поедаемого куска рыбы и удивленно воззрился на собеседницу. Света всегда улыбалась (если не плакала): в радости и в горе, в волнении и в покое. Иногда Андрею казалось, что она глубоко психически больна, но порой она поражала его своей практичностью и стремлением к доброте.

Когда Света впервые пришла к Андрею, она то плакала, то смеялась, то шутила, то растерянно и умоляюще смотрела на него своими темными, широко расставленными, поэтому несколько шальными глазищами. Он тогда предложил вместе сходить в храм и там исповедаться. Она сказала, что раньше ходила в католический храм, но там ей было как-то холодно, поэтому посещения свои она прервала.

Им тогда очень повезло: исповедь принимал сам отец Владимир, сильно постаревший, почти глухой, но весь — доброта и праведность. Света почти постоянно вытирала глаза, а когда подошла к священнику, то вдруг разрыдалась и обхватила его колени руками. Отец Владимир погладил ее по голове прохладной сухонькой ладошкой и та, как ребенок, доверчиво подняла зареванные глаза и стала говорить.

— Он святой! — шептала Света, отойдя от священника. — Я именно таким представляю себе Господа Бога, вот таким добрым и мудрым старичком с белой бородой. Спасибо тебе, Андрюша, ты мне так помог, так помог!

После окончания литургии они вышли из храма, немного прогулялись по арбатским уютным переулкам, потом голод загнал их в кафе под бордовым навесом, где подавали приличный кофе со свежими пирожными. Там они просидели пару часов. Деньги у Андрея уже кончились, официант несколько раз подходил к ним, нетерпеливо требуя нового заказа, но они все сидели и говорили. Вернее, говорила в основном Света.

…И вот теперь она ему выдает новую задачку. Андрей никак не мог представить ее с детьми — она казалась слишком занятой своими проблемами. Слишком неустроенной и безалаберной. Впрочем, никогда ничего нельзя сказать точно и определенно о женщине, а особенно такой, как Света.

— А раньше тебе приходилось работать с детьми?

— Нет, но они меня всегда любили. Я умею находить с детьми общий язык и еще умею быть им другом.

— Ты сейчас в храм ходишь?

— Никак не получается, все какая-то суета-маета. Слушай! А может, все мои несчастья последнего времени поэтому? — наконец-то осенила ее ценная мысль. Она даже рот открыла и вытаращила глазищи.

— Думаю, да. Наши несчастья — это напоминания нам о том, что «ничего без Меня не можете», чтобы на себя слишком не надеялись.

— Так что ты мне посоветуешь?

— Что и всегда... Сходи на исповедь, очисть душу, потом помолись и попроси помощи в поиске работы.

— Да, я стыжусь обращаться к Богу с такими просьбами. Мне кажется, у Него и без этих мелочей дел много.

— А ты дерзни! В конце концов, тело есть храм души, и оно нуждается в питании и одежде. И еще сказано: «Не имеете, потому что не просите!» Так что проси — и воздастся. И твердо верь в это. Юрий

C тех пор, как генерал Егоров пригласил его участвовать в своей предвыборной кампании, дел у Юрия Ильина заметно прибавилось. Ему поручили курировать несколько крупных регионов. Там надо было найти верных людей, организовать предвыборные штабы и координацию их деятельности.

Генерал получил серьезную поддержку политических единомышленников и деловых кругов. Ему обещали крупные деньги и хорошие шансы на выборах. Дела своей фирмы Юрий передал заместителю. Почти все свободные деньги вывел из оборота и направил на оргработу в штабе. Словом, он, как говорится, поставил все деньги на одну лошадку.

Генерал Егоров считался патриотом, человеком бесстрашным и честным. Развал империи он воспринимал как личное горе и решил посвятить жизнь борьбе с «мировой закулисой».

Разумеется, врагов у генерала после обнародования предвыборной программы появилось великое множество, ведь одним их первых пунктов ее значилась борьба с коррупцией и криминализацией общества.

Юрий часто бывал у генерала дома. Его удивляла непоказная аскетичность этого человека. В своей однокомнатной квартирке он работал за письменным столом из древесно-стружечной плиты. Питался кое-как, выпивая в день десяток кружек крепкого чая с любимыми ванильными сухарями. Конечно, для него уже строили громадный особняк за кольцевой автодорогой, приличествующий  политику такого ранга, но ему лично это было совершенно неинтересно. Распоряжался его финансами однополчанин, имевший к этому призвание и соответствующий опыт. Генерал лишь иногда вникал в дела финансовые, но быстро к этому охладевал и снова возвращался к своей активной политической  работе.

Главной его заботой стала консолидация единомышленников среди военных, силовых структур и предпринимателей-патриотов. Когда его люди в компетентных органах докладывали ему о сборе на него компромата, генерал лишь усмехался и бросал фразу вроде: пусть роют, за мной все чисто.