Миссионер

— Это вы напрасно, Владимир Иванович. Вряд ли вы своими вопросами священника испугаете. К ним приходят и с более серьезным.

— А что может быть серьезней крови?

— Причина, которая до крови доводит. В данном случае, я думаю, сребролюбие?

— Дело не столько в деньгах. Ненавидят нас эти зверьки, Андрюха, и наши законы презирают. Может быть, законы у нас — и не римское право, конечно, но все же беспредел как-то сдерживают. Даже милиция их уважает.

— Значит, вы считаете, что правда на вашей стороне?

— Да. Иначе бы я к тебе не обратился. Какие тут шутки? Себе дороже.

— Тогда и я сейчас серьезно говорить буду. И сделать вам желательно все так, как я скажу. Вы готовы?

— Говори. Сделаю, как скажешь, — хозяин устало кивнул коротко стриженой сединой  и вздохнул.

— Во-первых, приготовьтесь расстаться со всем, что у вас есть. С жизнью тоже. Если за правду... Побеждают только в таком состоянии. Во-вторых, полностью положитесь на волю Божью, а о своей забудьте. Затем надо, чтобы все ваши родственники и друзья пошли в храмы и поставили свечи за ваше здравие к иконам Иисуса Христа, Божьей Матери, Николая Чудотворца. Пусть закажут молебны Пресвятой Богородице и сорокоусты. Вам самому необходимо прийти в храм, принести жертву, исповедаться. Лучше для этого выбрать храм небогатый, даже бедный. Мы с ребятами тоже будем за вас молиться.

— Ты считаешь, что этого достаточно?

— Если все это будет сделано искренне, то — вполне.

— Ты сказал: принести жертву. Какую? Деньги, что ли?

— Деньги — всегда соблазн. Лучше закупите храму то, что им нужно из стройматериалов, инвентаря. Словом, что скажет батюшка. Денег немного тоже можно дать, батюшки ведь живут очень бедно, а семьи у них обычно многодетные.

— Хорошо, сделаю, как говоришь. Вижу, знаешь дело. Если ко мне вопросов нет, поеду. Смотрю, дела идут у вас хорошо.

— Нормально.

Когда хозяин уехал, Пал Трепалыч заискивающе обратился к Андрею:

— Ну, что, не ругался?

— Да нет, спрашивал: нужен ты мне или уже надоел?

— И что ты ответил? — склонил тот свою загоревшую лысину еще ниже.

— Сказал, что пока не пристаешь, терпеть можно.

Андрей подошел к бригаде. «Гвардейцы» продолжали монтаж стеновых панелей, только темп временно снизили.

— Молитесь, братья, за здравие раба Божия Владимира. Плохо ему…

  Света

Вечером Андрей прошелся по магазинам, заполнил пустое нутро холодильника свертками и банками с разноцветными этикетками. На кухне поставил на огонь сковороду, высыпал туда из пакета резаную картошку и брикет рыбного филе, посолил и полил майонезом. Пока он производил эту процедуру, за ним саркастически наблюдала Света, знавшая, что учить его кулинарии бесполезно. Он умел готовить вкусно и даже изысканно, но только если приходили гости или случался праздник. В повседневной жизни Андрей тратил на еду минимум времени. Вот и сейчас, включил малый огонь и, присев на табуретку, открыл книгу.

— Так, мы с тобой поговорим? — робко подала голос из своего угла Света.

— За ужином, ладно? Если хочешь, можем столы объединить. Ты что там жаришь? — поводил он носом.

— Баклажаны с овощами. Знакомые с Украины привезли.

— Пойдет.

Через полчаса они сидели тут же на кухне за столом и не спеша ужинали.

— Так пошто суженого выгнала?

— Да ну его, пьет беспробудно, а денег не носит. Грубит, опять же.

Муж Светы Сергей, или как его все называли Серега, в трезвом виде представлял собой тихого, даже немного забитого мужичка, даром что стать и усы имел гусарские. Он безропотно выполнял энергичные команды своей жены по хозяйству, редко шумел. Работал весовщиком на складе металла. Умел так наладить весы и договориться с клиентом, чтобы иметь небольшой навар, но в валюте. Правда, заработки его не отличались стабильностью: то пусто, то густо. После работы или сидел у телевизора, или собирал модели спортивных машин, которых по полкам в их комнате расставлено было в богатом ассортименте и количестве.

Это — когда трезвым... Но стоило этому тихоне выпить каплю спиртного, в нем просыпался зверь дикий. Он скандалил, рычал, грохотал падающей мебелью, Свету свою гонял, а иногда и побивал до синяков. Длилось это безумие дня три-четыре, потом он «ломался», в тоске ложился на диван и начинал себя укорять за буйство, заунывно выпрашивая у Светы прощения. В эти минуты он безропотно выслушивал от нее все подробности своих буйных приключений, которые выпали из его памяти, а также все соображения жены по поводу некоторых недостатков его личности.

Пытался Андрей как-то вступиться за притесняемую разнузданным мужем соседку, но получал двойной отпор: и от него («Не мешай жену воспитывать») и от нее («Не лезь не в свои дела»). После неудачной попытки их примирения он обил свою дверь толстым войлоком, и только когда их дебаты перемещались на кухню, он молча выходил туда и, скрестив руки, своим присутствием сдерживал ярость сторон.

— Значит, решила на Сереге сэкономить? Ну, и как, прибыло в бюджете?

— Не-а, зато расходов поменьше. Да и с работы уволилась. Надоела торговля.

— А что будешь делать?

— Хочу с детьми работать. Я ведь в молодости педагогический закончила.