Мишка Ворог

– Дворня говорит, что там мёртвый солдат лежит, – Дуня перекрестилась. – Страсть-то какая.

– Как он там оказался?

– Кто же его знает?

– А барин чего говорит?

– Ничего, барин ещё не знает. Не до этого ему. Завтра он хочет тебя в Сыскной приказ доставить, если тебя медведь не заломает.

– Не заломает, я его четыре года подкармливаю. Да, Потапыч?

Медведь проворчал что-то в ответ.

– Удивил, – сказала Дуня. – Об этом все знают, кроме бар.

Они проболтали ещё немного и Дуня ушла. А ночью пришла шайка мошенников во главе с Океаном.

– Как сидится в холодной бане? О, ещё с приятелем.

– Почему холодная баня?

– А что она горячая? Так братья нашего сукна застенок зовут.

– Как вы меня нашли?

– Что на Москве много господ Филимоновых? Надолго застрял?

– Завтра в Сыскной приказ поведут. Говорят, что я шесть рублей денег у него из сундука украл.

– А ты у барина денег не крадёшь?

– Нет.

– Почему? Что случилось?

– Если хочешь знать, то волк у своего логова овец не режет!

– Да? А ты волк? Вот в Стукаловом монастыре шкуру сдерут с волка этого, во всём признаешься.

– Где с меня шкуру сдерут? Какой ещё монастырь.

– Ну, в Сыскном приказе. Тут надо что-то придумать. А ты крикни: «Слово и дело».

– Ну, крикну и что скажу?

– Придумай что-нибудь. Твой барин из купцов в дворяне выбился и до сих пор торговлю ведёт. Неужели за ним ничего нет?

– Он честно торгует.

– Так не бывает. Торговля и обман рядом идут.

– Бывает, – вздохнул Мишка и тут его осенило. – А, вот! Мне тут сказали, что здесь между нашим забором и забором Скавронских в сухом колодце, мёртвый солдат лежит. Земля-то эта – Филимоновых.

– И сейчас лежит? – спросил Океан.

– Откуда мне знать? Я же здесь сижу.

– Щегол, Лапа, сбегайте, посмотрите, – приказал Океан.

– Что они там увидят, ночью-то? – забеспокоился Мишка.

– У меня огниво имеется, – сказал Щегол, – щепку какую-нибудь подожгу.

Мошенники ушли.

– Слышь, Океан, вон под тем углом клетки кубышка зарыта с рублями. Забери. Мне-то уж не нать, а вам её взять.

Океан ножом выкопал кубышку – стеклянную флакон с широким горлом, высыпал на ладонь рубли.

– Считай, – сказал он Мишке, – сколь здесь, столь и назад верну.

Деньги он высыпал в карман, флакон зарыл опять в землю.

– Не горюй, Мишаня, может, пронесёт.

Вернулись Щегол с Лапой.

– Лежит, – доложил Щегол, – Семёновского полка, должно быть.

– Точно Семёновского, – пробасил Лапа. – У моего тяти такой же мундир был.

– Ну, а ты горюешь, – обрадовался Океан, – завтра непременно кричи «Слово и дело». Солдат – человек государев, за него строго спросят. Как лежит?

– Головой вниз, – ответил Щегол.

– Головой вниз. Запомни, Мишка.

На Москворецкую улицу в Сыскной приказ Мишку привёл Гаврила Михайлов. Мишка так громко рявкнул «Слово и дело», что писарь перо из рук выронил.

– Что ты так орёшь? – спросил капитан Псарёв. – Что случилось? Говори, но учти, доносчику – первая плеть.

– В колодце, между заборами Скавронских и Филимоновых солдат мёртвый лежит.

– Откуда знаешь? – спросил капитан.

– Шёл с гулянки, хотел воды напиться, а там такое. Ноги торчат…

– Врёшь, – сказал Гаврила, – ты знал, Мишка, что колодец сухой.

– Постой, – сказал судья действительный статский князь Козловский, – на чьей земле колодец?

– На земле господ Филимоновых, – несколько растерянно ответил Гаврила.

– А что ещё знаешь, молодец? – спросил князь Мишку.

– Да ничего. Было вроде чего-то такое, должен вроде как какой-то солдат был. Но точно не знаю, вы о том моего хозяина спросите.

– Спросим, – пообещал князь. – Как он лежал? Какого полка?

– Лежал головой вниз. А полка? Смеркалось уже. Вроде Семёновского, но я плохо разбираюсь.

Послали секретаря и сыщика, узнать – всё ли верно. Всё подтвердилось.

В усадьбу к господам Филимоновым князь Козловский послал команду солдат во главе с капитаном Псарёвым, сыщика и секретаря, а с ними Мишку в кандалах.

У ворот усадьбы прямо на земле, на травке сидело трое бродяг играли в карты. Мишка сделал вид, что их не знает, они тоже.

Команда вошла во двор и секретарь крикнул:

– Слово и дело государево. Дворянин Гурий Петрович Филимонов.

Гурий Петрович вышел на крыльцо:

– В чём дело, господа?

Секретарь торжественно произнёс:

– Вы, господин Филимонов, обвиняетесь в убийстве солдата Семёновского полка, Касьяна Петрова сына Мартынова.

– Я такого не знаю, – сказал Гурий Петрович.

– Разберёмся, – заверил его секретарь.

Все прекрасно знали и понимали, что в Сыскном приказе во время пыток узнаешь, кого угодно и сознаешься в чём угодно. Заплакала навзрыд жена Гурия Петровича, сыновья его Дмитрий и Андрей стояли понурые, дочь Дарья закричала жалобно:

– Тятенька, тятенька!

Гурий Петрович не знал, что сказать, как успокоить родных, оглянулся по сторонам и заметил Мишку.

– Ты, ты, своего господина! Ты – Иуда, чёрт, дьявол, ворог рода человеческого, предатель! За мой хлеб и соль.

Мишка в презрительной улыбке кривил рот:

– За твои плети, барин. Око за око. Оболгал меня, невинного.

На Гурия Петровича надели кандалы. Кандальников увели.

В доме Филимоновых царило уныние. Марья Васильевна и Дарья Гурьевна горько плакала, мужчины сидели хмурые.