Читаем Мишка Ворог полностью

– Вода там солёная, её пить нельзя. В бурю страшно, волны большие по морю ходят. А в океане волны больше кремлёвской стены. Нашей царице взбрело в голову узнать: не соединяется ли наша земля с какой-то там Америкой. И послала на океан людей, а капитан у них немец, Берег его прозвище. Нет, не так. Беринг. И меня к ним затесали. А я что, дурак на этот океан тащиться? Мне нет дела: соединяется земля наша с Америкой или нет. А с волнами такими не шутят, запросто потонешь. Вот я и сбежал от них в Казани. Сюда пришёл. А кличка прилипла здесь сама по себе, не знаю и как.

Узнал Мишка и про всех остальных. Тихон Лапа сын солдата Семёновского полка, отец умер, они с матерью нищенствовали. Тихон вырос богатырём, подавать перестали и он подался в грабители, обирал пьяных возле кабаков, а потом пристал к Океану и Щеглу. У Щегла всё просто, он сын рабочих с Суконного двора, что в Замоскворечье, почти напротив Большого Каменного моста. Макся не захотел дышать пылью всю жизнь и подался в мошенники под Большой Каменный мост. Родителей не забывал, деньги им приносил.

Мошенники летом жили под Большим Каменным мостом. Когда холодало, шатались по притонам и где-то в одном из оврагов у них вырыта землянка, но в ней они ночевали редко, больно далеко до ночлега топать, если только больным или сильно избитым там отлежаться.

День у Мишки прошёл интересно и последующие дни тоже. Красть из карманов стало безопасней. Мишка шарил по карманам, добычу тут же отдавал Щеглу, а если за ним гнались, то натыкались на Лапу. Океан опытным глазом определял жертву.

Однажды решили на Петров пост стянуть что-нибудь с повозок. Из деревень много людей приезжало.

Лапа отвлекал разговорами возницу. Как только воз въехал на наплавной Москворецкий мост, Океан острым ножом разрезал верёвку, стягивающую груз и сразу исчез в толпе. Щегол вытащил с воза мешок с хлебом печёным и передал его Мишке, а сам ещё взял мешок, как потом оказалось, с овсом. Добыча богатая, всё это продав, решили отметить удачу и праздник Петра и Павла в кружале красным вином.

Погуляли хорошо. Мишка пришёл в усадьбу Филимоновых изрядно навеселе и сразу попёрся к Дуньке. Дунька спросонья ничего не поняла, заверещала, Мишка что-то в ответ невнятно бормотал. Поднялся шум. Прибежала Фёкла. Она застала Мишку со спущенными портками, он задрал подол дунькиной рубашки и пытался поставить её на четвереньки.

– Ты что делаешь, охальник? – всплеснула руками Фёкла.

Тут появились Гаврила Михайлов и сам хозяин Гурий Петрович.

– А что такое? – кричал пьяный Мишка, подтягивая штаны. – Может, я женюсь на ней! И срам её прикрою, что ваш сынок с ней сотворил.

– Что?! – взревел Гурий Петрович. – Какой сынок?

– Андрюшка ваш, кто же ещё?

– Что? Гаврила, этого в сарай под замок, пусть проспится. Фёкла, давай Андрея сюда. А ты, девка, рассказывай, да всю правду, а то на конюшне запорю.

Мишка проснулся от того, что шарили в его карманах.

– Два рубля, – сказал конюх Еремей и протянул хозяину два серебряных кружочка.

– Точно, он, – сказал Гурий Петрович, беря деньги. – На конюшню его, пусть сказывает, куда остальные дел.

– Он вчера пил на что-то, барин, – сказал, стоявший рядом с хозяином, Гаврила.

– Не мог же он за раз четыре рубля пропить? Доложишь, Гаврила.

Мишка выл под ударами плетей, но ни как не мог понять, что от него хотят.

– Молчит, – доложил Гаврила.

– С медведем его заприте, – сказал Гурий Петрович, – может быть, разговорчивей станет.

Во дворе усадьбы стояла огромная клетка с медведем. Медведя иногда сажали на цепь у столба, когда к хозяину приезжали гости. Зверь рычал, махал лапами, пугал гостей, его нарочно держали впроголодь, что бы злее был.

Мишка и медведь появились в усадьбе Филимоновых почти одновременно. Мишку привезли осенью, а медведя, тогда ещё медвежонка – зимой. Мальчик очень жалел товарища по несчастью и старался подкармливать его как можно чаще.

Дворовые внесли Мишку в клетку, положили на пол и оставили его там, закрыв дверь на щеколду, навесили замок.

Медведь понюхал воздух, сверкнул подслеповатыми глазками, подошёл к парню и лизнул его.

– Ой, нет ничего, Потапыч, – отмахнулся Мишка, – сам голодный и пить хочется.

Парень заметил в клетки плошку с водой, подполз к ней и выпил всю. Лежать он мог только на животе, медведь ему не мешал.

Ближе к вечеру пришла Дуня, принесла воды в кринке и еду. Мишка честно поделился с медведем.

– Что же ты натворил, Мишенька? – запричитала Дуня. – Зачем ты ко мне полез? Проспался, тогда бы и пришёл.

– Выпивши был, – виновато сказал Миша, – а ты могла бы и не орать.

– Да как же не орать, когда ты навалился? Спросонок разве поймёшь?

– За что меня били? Какие деньги?

– Шесть рублей из сундука у барина пропали, говорят, что ты украл. У тебя два рубля нашли. Откуда у тебя такие деньги?

– Оттуда. Когда я тебе рубли приносил, ты никогда не спрашивала: откуда деньги? Волк у своего логова овец не режет.

– Ты не волк, ты ещё волчонок, Миня. А у нас ещё вона, какие страсти. Знаешь сухой колодец между нашим забором и забором Скавронских?

– Знаю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза