Мишень

— Входи, — проговорил я, понимая, что не впустить ее просто нельзя — рискую остаться без квартиры, без дома и без квартала, в котором этот дом стоит.

— А у тебя миленько, — прокомментировала Дана, сбрасывая мне на руки манто. Как всегда, на ней был тот минимум одежды, чтобы можно было сказать «я одета». Ну почти одета. Ультра-мини, тяжелые серьги в ушах, колье и браслет, платье на широких бретелях, приталенное, со свободной юбкой, спускающейся ниже талии от силы сантиметров на двадцать. Полусапожки на шпильке. И без того высокая, в них Дана становилась очень высокой — ей не нужно было вставать на цыпочки, чтобы заглянуть мне в глаза.

Что она и сделала с очаровательной улыбкой. Классические smoky черно-стального цвета удивительно оттеняли ее серебристо-серые глаза. Ярко-красные волосы со всем этим смотрелись весьма странно, вызывающе, но — чудно — гармонично. В Дане всегда соблюдался баланс. Она дикая, сильная, неуправляемая, но она — совершенный хищник. Была всегда. И осталась сейчас, несмотря на двести лет свободы от своих прямых обязанностей.

— Хочешь выпить или перекусить?

— Если ты имеешь в виду нормальную еду, то я как раз собиралась поохотиться, но заехала проведать тебя. Так что ты можешь составить мне компанию.

Я улыбнулся.

— Это великодушное приглашение, Дана, но я…

— Ты вынужден отказаться. Я знала. — Она беззаботно рассмеялась. — Сколько времени прошло, а ты… — Видимо, она хотела сказать «не меняешься», но не решилась. Она замерла, принюхиваясь и разглядывая меня одновременно. — А ты точно тот Киллиан, какого я знаю?

— Твое чутье говорит об обратном?

Она приблизилась.

— Мое чутье говорит о том, что ты Киллиан. Но ты другой.

— Что еще ты чувствуешь?

— Я не чувствую. Эмоциональный запах. Твой. Его почти нет!

— Мы давно не виделись, правда?

Я отстранился и отошел к окну. В последний раз с Даной мы виделись в 1875 году, и я не могу сказать, что это была приятная встреча для меня. Хотя она, наверное, получила свое удовольствие. Развлеклась, как всегда.

— Слишком давно. Ты мне не рад?

— А должен быть рад?

Ее лицо вновь озарила улыбка, на этот раз злая. Она поправила волосы и крутанулась вокруг своей оси.

— Правда, красиво?

— Не думал, что ты решишь выкраситься в столь яркий цвет, чтобы привлечь к себе дополнительное внимание, ведь ты и так всегда на виду.

— Фи, Киллиан, какой ты злой.

— Не поверишь, дорогая, но ты третья за этот день, кто мне говорит подобное, — я усмехнулся. Дана помрачнела. — Зачем ты пришла?

— Ты больше не любишь меня, Киллиан?

Опять двадцать пять. Мне захотелось рассмеяться, но это было бы настолько неуместным, что пришлось сдержаться. Жалобный тон и роскошная внешность Евы Сержери никак не хотели мириться друг с другом, и у меня возник определенный диссонанс. Дана опустилась на подлокотник, умудрилась положить ногу на ногу, а одну руку — на спинку кресла для поддержания равновесия. Она всегда показывала чудеса акробатики. Я почувствовал, как напряжение сходит на «нет». Мне было смешно. Естественная защитная реакция весьма нагруженной психики.

— Ты пришла ко мне спустя сто пятьдесят лет спросить, люблю ли я тебя?

— Что для таких существ как мы какие-то несчастные сто пятьдесят лет? — ответила она вопросом на вопрос, наклонив голову на бок и улыбаясь.

— Ты ведь почувствовала изменения. Можешь развить свою мысль.

Она нахмурилась, не сразу сообразив, о каких изменениях идет речь. Даже поднялась с места и обошла вокруг меня, делая вид, что прислушивается и принюхивается. Наклонилась ко мне (меня накрыло волной ее духов), улыбаясь и изучая. Она получала от этой игры колоссальное удовольствие. Кто я такой, чтобы мешать? Я стоял неподвижно, позволяя ей делать все, что хочет. Но она избегала прикосновений, концентрируясь на натяжении пространства и запахах.

— Да, раньше от тебя не несло таким количеством дам. — Едко уведомила она меня, остановившись напротив моего лица. — Это прерогатива Винсента, но никак не твоя.

— Сегодня мой день. — Вернее, не мой, но неважно.

— А ты изменился.

— В какую сторону?

Она сделала вид, что думает, положив тонкие пальцы на чуть тронутые блеском губы. Роскошная красная шевелюра блестела в свете лампы, украшение на шее слишком явно привлекало внимание к зоне декольте.

— Мне нравится, — сделала вывод она, не ответив на вопрос. — Так даже интереснее. И то, как ты выглядишь, и то, как ты говоришь, и то, как ты пахнешь. Ты научился скрывать эмоциональный запах. Может, ты снова охотишься?

— Иногда.

— Глядя на тебя я бы сказала, что ты помолодел. Смешно же.

— Глядя на тебя, скажу, что ты похорошела. Хотя лично мне красный кажется последней каплей в роковом образе Евы Сержери, — я слегка наклонился к ней. — Какую цель ты преследовала, явившись сюда? В очередной раз просто поразвлечься, или свобода тебя утомила, и ты явилась ко мне с просьбой принять обратно в Орден?

Она сделала несколько шагов назад, изящно обогнула стол, кресло прошлась по комнате, изредка бросая на меня неоднозначные взгляды.

— Вернуться в Орден? Думаешь, это то, чего я хочу?