— Мы с дедом, — сказал я.
— С дедом? — гость как-то многозначительно посмотрел в его сторону. — Это уж вы сами.
Дед пошел провожать гостя. Когда он вернулся, я спросил:
— Ты пойдешь со мной в цирк?
Он замотал головой.
— Не могу. Ты уж с кем-нибудь.
— Я хочу с тобой.
— У меня дело.
— Какое дело? Завтра ты не дежуришь. Я знаю.
— Все-то ты знаешь, все понимаешь. Занят я и все! Иди сам, раз тебя позвали.
Тут дед неожиданно рассердился и стал кричать, что я слишком много о себе понимаю. Визгливо, совсем не похоже на себя, горланил, что я еще мало ел каши, чтобы верховодить. Что он хочет покоя, а ему не дают. Что с него довольно, и всякое такое прочее.
Прежде с ним подобного не случалось. Подавленный я ушел на улицу, но и там не мог успокоиться. Не понимая, что стряслось с нашим дедом, я догадывался, что причиной внезапной перемены был посетивший его гость. Но зачем же ругать меня?
Я обиделся, решил с ним не разговаривать и в цирк, куда меня обещали пропустить бесплатно, не ходить.
На другой день дед исчез из дому с утра. Не пришел и обедать. Маме он сказал, что должен будет в чем-то помочь на фабрике, но я тому не верил.
Была суббота. Обыкновенно по субботам мы с отцом или дедом ходили в баню. Но сегодня мои родители были позваны на свадьбу, и в баню со мной никто не пошел.
После обеда, пользуясь полной свободой, я гонял с мальчишками по улице. Играли в «чижика» и «попа-загонялу». Меж тем про себя я все время твердил, что назло деду ни за что не пойду в цирк. Однако время склонялось к вечеру, и твердость решения начинала давать трещину. А при чем тут, в конце концов, дед, думал я? Ведь в цирк меня позвал Иван Августович. Вот возьму и пойду, а дома вообще не скажу, что был там.
Словом, в семь часов вечера я уже рылся в мамином комоде, отыскивая свою праздничную синюю рубаху, а в начале восьмого, положив в условленное место ключ, во всю прыть несся к Базарной площади, беспокоясь, как бы не опоздать на представление.
Что-то удерживало меня от того, чтобы взять с собой кого-то из ребят. А вдруг знакомый деда позабыл про меня. Хорош тогда буду!
Я не только не опоздал, а явился на площадь, когда широкие двойные двери шапито были еще заперты. Над окошечком похожей на большой скворечник кассы висело объявление о том, что все билеты на сегодня проданы. И все же возле кассы, неизвестно на что надеясь, толпился народ. Подозрительно поглядывая на снующих возле входа мальчишек, прогуливался милиционер с наганом на боку. Неужели, думал я, вот так, запросто, я пройду в цирк? И чем больше я сомневался, тем сильнее хотелось туда попасть. Дважды я обошел кругом двугорбый шатер. За забором слышалось что-то похожее на выстрелы, лай собак и ржание коней.
Наконец голубые двери растворились и нетерпеливая публика повалила в цирк. С дрожью в ногах вступил я под брезентовые своды.
— Проходи на свободные, — велела мне толстая контролерша с надписью «Госцирк», вышитой по обоим углам воротника тужурки.
Шапито внутри показался мне похожим на океанский парусник, каких я тоже, конечно, не видел, но о которых к тому времени достаточно начитался. По-корабельному высились две мачты. Круглые отверстия на вершине брезентового шатра не прилегали к ним вплотную, и в кольцах оставшегося пространства виделось еще не угасшее, сиреневое небо. По-корабельному спускались сверху канаты и свисала веревочная лестница. Казалось, поднимись ветер, заскрипят мачты, цирк-парусник помчится по бурным волнам.
Мне нашлось место в седьмом ряду у среднего прохода. Оттуда был отлично виден занавес, за которым скрывались артисты. На тесной площадке сверху настраивали свои инструменты музыканты.
Но вот и зажглись яркие лампы, в сумерки погрузив скамьи со зрителями и высветив желтый круг манежа.
— Представление начинается!
Это чеканно выстрелил словами человек в коротеньком фраке, с белой рубашкой и жилетом. Он стоял посреди арены и, крутя напомаженной головой, оглядывал заполненные публикой ряды. Я узнал его сразу. Это был сам Иван Августович, сейчас по-особенному шикарный. Я был горд знакомством и с превосходством смотрел на сидящих поблизости мальчишек. Знали бы они, что этот главный распорядитель еще вчера здоровался со мной за руку! Мне очень хотелось, чтобы Иван Августович увидел меня, и я изо всех сил высовывался вперед.
Представление меж тем уже шло. Вся в лиловом, с блестками на груди гимнастка вертелась на трапеции, укрепленной в вышине меж мачтами. Ее сменил молодой жонглер. Взяв в зубы палочку, он ловил на нее мячи, бросаемые публикой. Потом скакала на лошади наездница с длинными волнистыми волосами и золотыми кольцами в ушах. Вот она спрыгнула с седла и, отпустив коня, раскланивалась перед зрителями. Знакомый нашего деда не отпускал наездницу с манежа, и она снова кланялась, придерживая руками края своей воздушной юбочки и благодарно улыбаясь.