МИРЫ ПОЛА АНДЕРСОНА Том девятнадцатый

— Полагаю, ты прав, во всяком случае, мне хочется в это верить. Но чем же тогда они там занимаются? — И, помолчав минуту, добавил: — Понимаешь, нас ведь, можно сказать, пригласили по­следовать за ними. Мы можем просто сходить и понаблюдать.

— Нет. Лучше не стоит. Если ты не забыл, в каких выражениях было сделано это уклончивое приглашение, то поймешь: непре­менным условием нашего появления в Святом Городе было следу­ющее — мы становимся их единоверцами и участвуем в празднест­вах наравне с ними, какой бы характер ни имели эти празднества. Не думаю, что нам удастся подделаться под них. А если мы в такие минуты отвлечем их внимание — чем дальше, тем более я начинаю думать, что это празднество есть краеугольный камень всей их куль­туры, — если мы так поступим, то можем потерять их расположение.

— М-м-да, пожалуй... Минутку! Может быть, мы все-таки смо­жем последовать за ними. По-моему, они принимают какой- нибудь наркотик. Скорее всего это галлюциноген, наподобие мес­калина, но, возможно, и что-нибудь вроде лизергиновой кислоты. Так или иначе, это, возможно, и есть основа Бэйла. Ты ведь зна­ешь: немало народов, в том числе и имеющих достаточно развитую науку, полагают, что с помощью их священного наркотика им открываются истины, не познаваемые никакими иными способами.

Ворон покачал головой.

— Если бы в нашем случае дело обстояло так, — ответил он, — на Гвидионе пользовались бы этой штукой чаще, чем раз в пять лет. Кроме того, вряд ли они стали бы так темнить насчет своей рели­гии. Нам бы откровенно рассказали о наркотике или вежливо объ­яснили, что мы не прошли обряда посвящения, а посему то, что происходит в Святом Городе, нас не касается. Еще один довод против твоего предположения: они в повседневной жизни избегают употреблять какие-либо наркотики. Им претит сама мысль о том, чтобы нарушать нормальное функционирование организма и нерв­ной системы. Ты знаешь, что вчера я впервые узнал и увидел, что гвидионцы, оказывается, тоже способны злоупотреблять алкого­лем!

— Что ж, — раздраженно бросил Тольтека, — может, ты мне тогда объяснишь, чем они там занимаются?

— Если бы я мог!.. — Ворон обеспокоенно огляделся вокруг, и его взгляд наткнулся на бэйлов куст. — Вы уже закончили химиче­ский анализ этой штуки?

— Да, всего лишь несколько часов назад. Нам не удалось об­наружить ничего особенного.

— Совсем ничего?

— Э-э... ну да, среди других компонентов его запах содержит один фермент, вероятно, для привлечения насекомых-опылителей. Но он совершенно безвреден. Если бы его можно было вдохнуть в необычайно большой концентрации — скажем, в несколько тысяч раз больше той, что встречается на открытом воздухе, — тогда, мо­жет быть, тебя бы немного замутило. Но чтобы словить настоящий кайф — это вряд ли.

Ворон нахмурился:

— И тем не менее у этого куста и праздника одинаковые назва­ния. И из всего, что можно найти на этой планете, лишь с этим кустом не связано никаких мифов.

— Хингес покопался в лингвистической литературе, и мы с ним проанализировали этот вопрос. Не забывай, гвидионский язык про­исходит от довольно архаичного диалекта англика, мало чем отли­чающегося от древнего английского. В зависимости от этимологии слово «бэйл» имеет несколько значений: «узелок», «костер», осо­бенно погребальный, «зло» или «горе», а если забраться в глубь веков, мы найдем родственное ему слово «Ваал», обозначающее бога. — Тольтека достал сигарету, постучал ею по ногпо большого пальца и, нервным движением чиркнув спичкой о каблук, заку­рил. — Тебе нетрудно представить, как в сознании гвидионцев мо­гут переплестись значения столь многозначного слова, — продол­жил он, — какая здесь кроется запутанная символика. У этих цве­тов длинные лепестки, направленные вверх; полагаю, цветущий куст должен сильно напоминать костер — Неопалимую купину религии наших первобытных времен. Поэтому, возможно, он и называется «бэйлов куст». Однако это название может означать «Бог» и «зло». А цветет он как раз во время празднования Бэйла. Таким образом, благодаря всем этим совпадениям бэйлов куст сим­волизирует Ночные Лики, деструктивный аспект реальности... воз­можно, его самую страшную и жестокую фазу. Вот почему о нем никто не говорит. Гвидионцы избегают создавать мифы, смысл которых столь явно лежит на. поверхности. Они не отрицают суще­ствование зла и горя, но и не дают себе труда всерьез задуматься над этими явлениями.

— Знаю, — ответил Ворон. — И в этом отношении они походят на нуэвамериканцев. — Последнее слово Ворон произнес с плохо скрытым презрением.

Тольтека почувствовал это и пришел в ярость.

— В других отношениях тоже! — отрезал он. — Включая и тот факт, что вашим кровожадным воякам никогда не удастся устроить на этой планете резню!

Ворон посмотрел инженеру прямо в лицо. То же самое сделал Зио. Зрелище было не из приятных: кошачьи глаза сверлили Толь- теку таким же холодным и неподвижным взглядом, как и глаза человека.

— А ты уверен, — спросил Ворон, — что эти люди принадлежат к тому же биологическому виду, что и мы?