Миры Пола Андерсона. Том 3 (Орион взойдет)

Эти слова Тераи Лоханнасо впервые услышал от маленькой девочки, потерявшей своего отца и ожесточенной, в доме, который ей предстояло оставить, у подножия снежного пика на земле, где он был нежеланным чужаком. Тераи так и не понял, почему слова эти настолько врезались в память. Ему несвойственна была подобная впечатлительность, и хотя он никогда не хотел приносить скорбь людям, но нередко был вынужден делать это.

Возможно, так случилось потому, что Тераи знал ее отца, видел, как он погиб, и явился, чтобы рассказать об этом матери девочки. Или потому, что грустная сценка пробудила в нем нечто неосознанное; память о том, что он делал, видел и слышал — иногда отдельные искорки, но, сложившись вместе, они намекали на огромную и страшную вещь. В любом случае в последние годы он нередко возвращался памятью к этому эпизоду и тому, что было до него — к Лауни Биркену.

Мужчины познакомились еще до Энергетической войны, что не удивляло;

Тераи командовал бродячим транспортом, приписанным к Авайям[16]; Лауни был совладельцем небольшой, но все же современной фабрички, изготовлявшей электронное оборудование, которое находило сбыт и в Федерации маураев.

Подобно многим судам, корабль Тераи под парусами шел через узкие проливы мимо Виттохрии[17], города более культурного и политически важного, чем торговый Сиэттл. Жители Северо-западного Союза, ничего не боясь, возводили города на прежних местах, еще когда радиоактивность не ослабевала. Уцелевшие стремились в первую очередь сохранить имя… в отличие от тех, кто не получил ядерного удара. Когда корабль приставал к берегу, суперкарго рассылал вести нужным людям. Получив известие, Лауни сам вез свою продукцию из родной деревни и оставался удостовериться в том, что все размещено надлежащнм образом. Вечерком они с Тераи отправлялись пообедать и выпить. Лауни не знал маурайского, но спутник его бойко разговаривал на англишском. Тераи случалось встречаться и с женой Лауни.

Во время недавнего конфликта оба они служили в противоборствующих сторонах, и это никак не мешало их дружбе. Необъявленная Китовая война продлилась недолго, обе стороны преследовали строго ограниченные цели, соблюдая полурыцарские манеры. В битве при Фараллонес[18] восемнадцатилетний Тераи, лишь недавно поступив во флот Федерации, заслужил медаль, приняв командование над фрегатом, лишившимся мачты и горящим после гибели всех офицеров, залатав пробоину пластарем, он привел корабль в бухту Хила. Он не забыл, как какой-то из победоносных кораблей Союза приблизился к ним и послал своих людей, чтобы погасить пламя; потом северяне выразили сожаление: более они не могли помочь, поскольку должны были преследовать бегущие эскадры маураев. Лауни, старший из них двоих, капитанствовал на одном из тех каперов[19], что остановили торговлю в восточной части Тихого океана. Судно его, оснащенное вспомогательным дизельным двигателем и прекрасно вооруженное, захватило двенадцать торговых кораблей и, ограбив, пустило на дно. Но Лауни всегда забирал экипажи на борт, не забывая даже про корабельных котов. Почитатель культуры маураев, он обходился со своими «гостями» по-доброму: так, как приветствовал бы у себя дома.

Итак, им было за что уважать… и даже симпатизировать друг другу.

Раз или два они поспорили о том, кто был прав в том конфликте.

Последняя такая дискуссия — уже перед началом новой войны — произошла в тихой, обшитой деревянными панелями трапезной Сиэттлского собрания Ложи Волка, к которой принадлежал Лауни.

Он пригласил туда Тераи — изысканную кухню можно было добавить к основным достижениям цивилизации северо-запада: производству, торговле и научным исследованиям. В просторном зале с высоким потолком без всякого порядка были расставлены столы… Белоснежные скатерти, тонкий китайский фарфор, приборы из слоновой кости. Декоративное пламя плясало в искусно сделанном камине, холод здесь прогоняло электричество, а снаружи завывал ветер и дождь барабанил по стеклу.

Более того, весь зал был освещен электрическим светом. В этих краях было много рек, и год от года Союз использовал все больше угля: ежегодный прирост его потребления маураи считали ужасающим.

— Я не понимаю вас, Лауни, — сказал Тераи. Бутылка вина и изрядное количество местного виски развязало его язык. Трезвым он был неразговорчив. — Как мог столь достойный человек, как вы, пойти в бой ради интересов кучки китобойцев? Вы же могли бы и не делать этого.

Призыва не объявляли и стычки войной не называли. Да, я помню, вы рассказывали о том, как преуспевали в качестве рейдера… как все это будоражило кровь. Но если человек любит одиночество и его снедает беспокойство — Лесу Харисти! — перед нами целая планета, которую можно исследовать. Половина ее по-прежнему не изведана!

— И более чем половина ее населена отсталыми голодными дикарями, — возразил Лауни.

— О, ну что вы, я достаточно много странствовал: дела в среднем не так уж и плохи. По крайней мере, не всюду.