Миры Пола Андерсона. Том 14

Мэтью Викери следовало бы остаться экспертом-ревизором, вместо того чтобы лезть в политику, крутилось где-то в глубине потрясенного сознания Холма. Там он был бы безобиден, даже полезен: межвидовая экономика — подлинная страна чудес, и знать о ней все просто невозможно. Беда в том, что на таком малонаселенном шарике, как Авалон, правительство мало что решает, кроме вопросов экологии и обороны. В последние десятилетия, когда человеческое общество стало меняться под влиянием ифриан, его роль сделалась еще скромнее. (Эта мысль больно кольнула Холма.) Нетрудно было набрать голоса, баллотируясь на такой чисто административный пост. Вот самые реакционные человеческие круги и выбрали Викери, который С Тревогой Смотрел на Угрозу Ифриализации. (Может быть, не без оснований?) Больше у президента нет никаких особых полномочий в эти грозные времена.

— Как вы понимаете, это сообщение строго конфиденциально, — сказал Лио. — Если слух об этом разойдется, чоты, о которых идет речь, могут счесть сопротивление вопросом чести.

— Да, — прошептал Викери.

И снова наступило молчание. Сигара Холма, догорев, обожгла ему пальцы. Он затушил ее. Она воняла. Он закурил новую. «Я слишком много курю, — подумал он. — И, пожалуй, слишком много пью последнее время. Зато работа все же делается, насколько обстоятельства позволяют».

Викери облизнул губы.

— Это тоже усложняет дело… не так ли? Могу я спросить прямо? Я должен знать, не намекаете ли вы на то, что вас могут вынудить совершить государственный переворот?

— Мы найдем своей энергии лучшее применение, — сказал Лио. — Ваша парламентская деятельность могла бы быть полезней.

— Но вы же понимаете — я не могу отречься от своих принципов. Я должен говорить то, что считаю нужным.

— В Соглашении записано, — сказал Ферун, — «Люди, живущие на Авалоне, заверяются честью в том, что они имеют свободу слова, печати и массового вещания, при условии не нарушать ничью личную честь и не раскрывать секреты обороны против инопланетного врага». — Цитата прозвучала резко даже по ифрийским меркам.

— Я хотел сказать… — Викери сглотнул. Нет, он не зря столько лет занимался политикой. — Я хотел только сказать, что оставляю за собой право на дружескую критику и встречные предложения, — произнес он со своей обычной легкостью. — Вызывать гражданскую войну мы, разумеется, не станем. Нам следует, наверное, подробно обсудить политику беспристрастного сотрудничества.

За его штампованными фразами все еще чувствовался страх. Холму казалось, он читает в мыслях Викери всю значительность того, что сказал Лио.

Каким образом регулирует агрессивная, надменная, разбитая на кланы и территории раса общественные вопросы?

Как это было и на Терре, различные ифрийские культуры в различные периоды своей истории решали их по-разному, и ни один вариант не был вполне удовлетворительным и не просуществовал долго. Когда в Сферу проникли первые исследователи, самой преуспевающей и прогрессивной культурой была планха, которая напрашивалась на сравнение с эллинской. Быстро осваивая современную технику, она вскоре вобрала в себя всех ифриан, приспосабливая их к меняющимся условиям.

Это было тем легче, что система не требовала единообразия. В своих владениях — будь они на материке или на клочке суши в море — каждый чот был независимым. Его законы определяла традиция, а традиция тоже постепенно меняется с годами, как все живое. Чоты перебрали все: племенной строй, анархию, деспотизм, свободную федерацию, теократию, клан, семейную и корпоративную формы — и прочее и прочее, для чего нет слов в человеческом языке.

Порядок внутри чота поддерживали скорее обычай и общественное мнение, чем свод законов и насилие. Семьи редко жили по соседству друг с другом, потому и трения были минимальными. Самой обычной санкцией было нечто вроде гривны, высшей — взятие в рабство. Между ними существовало объявление вне закона: нарушитель на какой-то срок, порой и на всю жизнь, становился изгоем, и любой мог убить его безнаказанно. Оказание помощи преступнику влекло за собой такую же кару. Могли приговорить и к изгнанию — а тот, кто возвращался раньше срока, тем самым ставил себя вне закона. Для ифрианина это было суровое наказание. С другой стороны, недовольные могли свободно покинуть дом (в небе загородку не поставишь) и попроситься в чот, который был им больше по вкусу.

Требовался, конечно, какой-то орган, который разбирал бы проступки и выносил приговор. А также улаживал бы споры между чотами и заботился о всеобщем благе. Так в древние времена возник круат — периодическое собрание взрослых жителей определенной территории, на которое могли явиться все желающие. Круат обладал правовой и в какой-то мере законодательной властью, но не административной. Тот, кто выигрывал спор или предлагал какой-то план или указ, должен был заручиться общим согласием — или же опереться на ту силу, которую мог собрать.