— Мы живем ради постижения, — ответила она. — Но первый шаг к этому — единство тела и духа. Оно не сходно с единством коня и всадника. Тело и дух не есть два различных существа. Это единство птицы и полета. Оно достигается нелегко, через усилия и лишения, которые тоже создают преграду. Птица должна летать и парить, не только взлетать и снижаться. Собственность, привязанность к людям или дому — все это слишком тяжкий груз. Мы стремимся овладеть своим телом так, как не дано людям, живущим обычной жизнью. Достигнув же этого, как могу я не поделиться частью своего знания с теми, кто просит меня об этом и оказывает мне гостеприимство? Но не желание помочь людям побудило меня учиться управлять собой. И не само это мастерство — оно лишь первый шаг на пути к истинной цели: постижению.
— Я встречал аскетов, преследовавших ту же цель, — кивнул Джоссерек. — Некоторые верят, что достигнут ее, представ перед… Богом, как у нас говорят; это источник всей жизни, воплощенный в одном лице. Другие надеются слиться с самой материей. Пожалуй, их вера ближе к твоей.
Сказав это, он тут же задумался: действительно ли употребленное им слово означает «вера»? Может быть, скорее «мнение» или «предположение»? Дония призналась ему, что в каждой семье существуют свои обряды, но знала только те, что приняты у них, и отказалась говорить об этом. У рогавиков определенно не было общей религии — разве что общая мифология. А чужие верования Донию только забавляли.
Крона устремила на него пристальный синий взгляд.
— Нет, — твердо сказала она. — Или уж я совсем не понимаю тебя. Я слышала об идеях, о которых говоришь ты. Для меня они не имеют смысла. Ведь реальность — это… — Но вскоре Крона увидела, что он перестал ее понимать, и вернулась помочь ему. Далеко, однако, они не ушли. Ее концепции были ему совершенно чужды. Насколько он понял, жизнь, на взгляд Кроны, стремится к бесконечному видоизменению. Под постижением понимается не слияние сущности с неизменным абсолютом, а рост сущности, скорее всего метафорический — усвоение сущностью всего, что ее окружает. Сущность, однако, не есть монада. Она находится в динамическом единстве с вечно изменчивой Вселенной — и отнюдь не бессмертна. Крона не делала различий между знанием, открытием, логикой и эмоцией. Все одинаково ценно, одинаково важно для проникновения и завершения. Наконец Джоссерек вздохнул и признался:
— После нескольких лет тяжелого труда я, может быть, и начал бы понимать смысл твоих речей — не слова, а твое видение космоса и жизни в нем. А может, и не начал бы. Я все чаще и чаще спрашиваю себя, могу ли я или любой другой чужестранец понять вас?
— Что ж, — улыбнулась она, — вы для нас тоже загадка. Будем же извлекать из этого удовольствие.
Они проехали еще немного вперед в приятном молчании и тут увидели Донию. Она перевалила через холм и мчалась к ним. Подскакав, она осадила пони, и в нос ударил запах пота. Глаза Донии раскосыми зелеными огнями сверкали на побледневшем лице.
Что-то случилось, с тревогой понял Джоссерек. Крона невозмутимо ждала.
— Отхожие, — выпалила Дония. — Должно быть, они. С дюжину, а то и больше. Они наверняка увидели нас с пони раньше, чем я их, — когда я их заметила, они скакали прямо на меня.
Крона оглянулась по сторонам, обозревая пустое пространство.
— Укрыться негде, — сказала она. — Если остановимся, они нас схватят.
— Раньше я зарежусь, а ты? Поскачем на север. Мы недалеко от земель Зелевая. Там мы скорее найдем помощь, а нет, так холмы и овраги, где легче уйти от погони, — это разумней, чем поворачивать обратно в Феранниан. — Дония отрывисто засмеялась. — В том случае, если эти ведьмы не догонят нас, конечно. Клячи у них, как и следовало ожидать, жалкие, но у каждой по три-четыре запасных. Вперед!
Она тронулась с места быстрой рысью. Лошади выдержат дольше, если чаще менять аллюры — а перед ними еще много миль. Джоссерек поравнялся с ней. Сквозь свист ветра, треск вереска, стук копыт и звяканье сбруи он спросил:
— Что это еще за отхожие, чтоб им пусто было?
— Те, которые не смогли ужиться с другими людьми и поэтому стали охотиться на них, — мрачно бросила она. — Бродячие шайки, промышляющие разбоем. Почти все они женщины, и горе тому, кто попадет в их когти. — Она закусила губы. — Однажды мы видели, что осталось от девушки, которую они поймали. Перед смертью она успела рассказать, что с ней делали. Меня потом целый год мучили страшные сны. Мы собрали отряд, чтобы покончить с ними, но они разбежались. Мы взяли только троих и прибили их к деревьям. Возможно, поэтому-то отхожие и не суются с тех пор в Хервар.
Джоссерек вспомнил то, о чем говорили в лагере и что он потом забыл под наплывом новых впечатлений.
— Но если ты знала, что отхожие где-то рядом…
— Было мало вероятно, что они нам попадутся, — оборвала она. — Нам просто не повезло. Скачи!
И она на ходу натянула свой короткий, круто выгнутый лук.