Силоам был обычным городком, состоящим из обычных домов с двориками. Внизу, под главной воздушной линией, красовалась светящаяся реклама, сообщающая, что «Лайон-клуб» устраивает собрания по четвергам, в ресторане «Горшок Кобольда». В городке имелись пара небольших фабрик, начальная школа, высшая школа, пожарная часть, грязноватый неухоженный парк, отель и множество станций обслуживания. В деловой части городка располагались магазины, одно-два кафе, банк, кабинеты врача и дантиста над аптекой… обычная американская провинция.
И из-за того, что сам городок был таким милым и простым, все остальное здесь казалось леденяще чужим. Не было еще и полуночи, а улицы словно вымерли. Центр казался пустыней. Ни случайных прохожих, ни молодых парочек, лишь изредка в свете редких уличных фонарей мелькала летящая метла… да еще кое-где я заметил фигуры в балахонах с капюшонами. Дома словно ушли в себя, завернувшись в тени. Даже если их обитатели и не спали, не похоже было, чтобы они смотрели фильмы в кристаллах, или играли в карты, или занимались любовью — скорее они изучали сакральные тексты, надеясь обрести более высокую духовную степень, большую силу и уверенность в спасении.
А центром городка был собор. Он взлетал над комплексом похожих на коробки строений, окружавших его, над самим городком, над равниной… Он казался неописуемо огромным. Его плоские белые стены все поднимались и поднимались вверх, с трудом добираясь до крыши, которую венчал обширный центральный купол. Окна издали казались крошечными шляпками гвоздей, вбитых рядами вдоль каждого этажа. Внизу я увидел два огромных витража, довольно мрачных по цвету; рисунки на них могли озадачить кого угодно. С западной стороны — изображение Мандалы, с восточной — Божьего ока. И еще с западной стороны возвышалась башня; на фотографиях прежде всего бросаются в глаза ее простота и суровость, но, когда я увидел ее, подлетая к храму, мне показалось, что она достает до самых звезд.
Внутри здания горел слабый свет, пробиваясь сквозь цветные стекла. Я услышал ритмичное пение; низкие мужские голоса прорывались сквозь летящие холодные голоса женщин. Мне непонятен был мотив этой музыки, и язык гимна не был земным языком.
Пение было таким громким, что, пожалуй, доносилось до самых окраин городка. И гимн никогда не прерывался. Это был вечный хор. Священники, служители, пилигримы всегда были готовы занять место любого из шестисот поющих, если тот уставал. Я просто не мог представить, каково это — жить под аккомпанемент круглосуточного рыдания. Впрочем, жители Силоама, даже если они не были иоаннитами, наверное, просто уже не замечали эти звуки. Но гимн проникал в мысли, сны и, в конце концов, в душу…
Я не могу объяснить то странное ощущение, которое все сильнее охватывало меня, когда я приближался к храму. Это была некая неправильность… или, наоборот, правота, которой я просто не мог понять?
У ворот стоял симпатичный молодой парень; его похожие на паклю волосы и голубые глаза, его доброжелательность напоминали о старой доброй Америке Уолта Уитмена. Когда я припарковал свою метлу и подошел к нему, он спросил:
— Хотите войти? — Потом, с добродушным любопытством разглядев меня, поинтересовался: — Вы ведь не из причастников, верно?
— Н-нет, — ответил я, чуть насторожившись.
Он хихикнул:
— Думаете, как это я узнал, да? Ну, они ждут, когда Мэри пропоет, а уж потом входят.
— Извините, я…
— Нормально! Никто ничего не скажет, если вы шуметь не будете. Ну, теоретически вы же все равно прокляты. Только я не очень-то в это верю, понимаете? Моя девушка — из методистов. Я должен дослужиться до красной ленты, тогда мне разрешат на ней жениться, только я все равно не верю, что она сгорит в аду. — Тут он сообразил, что, пожалуй, болтает лишнее, и поспешно сменил тему: — А что это вы так поздно? Туристы обычно приезжают днем.
Я решил, что этот парень — не слишком важная персона и не более фанатик, чем обычный христианин любой конфессии… короче, скромный представитель большинства, какого вы найдете в любой организации, в любой стране. Но ответ у меня был наготове.
— Я просто путешествую, блуждаю с места на место, — сказал я. — А в этом городе у меня назначена встреча завтра утром. Я немного задержался по дороге и, как видите, добрался сюда лишь к вечеру. Но у вас такой знаменитый хор, что я просто должен был его услышать.
— Спасибо! — Он протянул мне листок бумаги. — Вы знаете правила? Входите через центральную дверь. Садитесь в этом… в углу для зрителей. Не шуметь, не делать снимков. Когда захотите уйти — выбирайтесь тихонечко, тем же путем.