Миры Пола Андерсона. Т. 8. Операция “Хаос”. Танцовщица из Атлантиды

— Мы были в лодке, я и Дагон, думали добраться до восточных островов, найти приют в одной из колоний Кефта. Но сквозь тучи в молниях, сквозь дождь из пепла нельзя было разглядеть ни солнца, ни неба, а воды бушевали, обезумев от боли, которую им причинили. Потом завыл ветер и погнал нас, куда хотел. Мы только-только удерживались в лодке. Когда наконец стало потише, мы увидели корабль. Но это были троянцы, повернувшие домой, когда их окутала тьма. Они объявили нас пленниками и, когда добрались до Трои, продали в рабство.

Эрисса глубоко вздохнула. Какие бы силы она ни почерпнула, увидев Крит или воззвав к герою-оракулу, теперь вскрывались старые мучительные раны. Рид тоже утратил спокойствие духа и машинально вытащил трубку с кисетом.

— Возможно, толкнул его на это по доброте сердечной шаловливый мальчик, Сын Богини, — заметила Эрисса с неуверенным смешком.

К тому времени когда он объяснил, что намерен сделать, она уже могла говорить почти отвлеченно. Рид успокоил себя глотком благодетельного дыма и слушал, сплетя пальцы с ее пальцами.

— Купил меня Мидон. Он был ахейской крови — они силой и подкупами утвердились в Троаде, ты знаешь об этом? — но оказался не таким уж плохим господином. И Дагон был рядом.

Он всячески постарался понравиться Мидону, чтобы тот купил его вместе со мной, и стал у него писцом. Так что мы жили в одном доме. Я помню, как ты, Данкен, поручил меня Дагону, когда мы расставались. И ты все еще отрицаешь, что ты бог?

Когда родился Девкалион — твой сын, как я знала всем моим существом, — я дала ему это имя, потому что оно сходно с твоим, и потому что я поклялась, что и он тоже станет родоначальником целого народа [15], — я не могла допустить, чтобы он вырос рабом. Я выжидала еще год, наблюдала, составляла планы, готовилась. Дагон тоже набрался терпения — ведь я убедила его, что так предначертано. Когда наконец мы бежали (я держала Девкалиона в объятиях), то не смогла задушить свою дочь от Мидона, как собиралась, — она лежала в колыбели такая крохотная! Надеюсь, он заботился о ней и она узнала хоть немного счастья.

Мы уплыли на лодке, которую давно припрятали и нагрузили провизией. Мы хотели добраться до Додеканеса кефтиу. Но ветер вновь был противным и погнал нас на север к берегам Фракии. Там мы нашли приют у диких горцев и прожили у них несколько лет. Приняли нас хорошо, потому что мы принесли им в дар вещи, которые увезли из Трои. А потом Дагон стал уважаемым человеком, потому что он умен и искусен во многих ремеслах кефтиу. А я, хотя на Атлантиде была не жрицей, но лишь танцевала с быками, научила их обрядам в честь Богини и Астерия, которые им понравились. Их ворожеи приняли меня в свой круг. От них кроме ворожбы я научилась искусству исцеления, неизвестному ни в Греции, ни на островах, — узнала свойства трав, способы лечения и наведения волшебного Сна. И благодаря этому меня почитают там, где я живу теперь. Значит, во Фракию нас забросил бог, не желавший нам зла. Так было предначертано судьбой, которую ты даровал мне.

Потом, немного разбогатев, мы смогли заплатить купцу с Родоса, чтобы он взял нас с собой. В его родном порту мы встретили моих дальних родственников, и они помогли нам устроиться. Так к нам наконец пришло благоденствие.

Но я уже не та девушка, которую ты любил, Данкен.

Наступило молчание. Пел родник. На призрачных крыльях между ними и луной пролетела сова. Рид сжимал свою теплую трубку и руку Эриссы.

— И я не тот Бог, которого помнишь ты, — сказал он наконец. — И никогда им не был.

— Возможно, в тебя вселился Бог, а потом исчез. Но мил ты не меньше.

Он положил трубку, повернулся к ней — какие бездонные сияющие глаза! — и сказал с силой:

— Постарайся понять! Мы все вернулись в прошлое. И ты тоже. Я убежден, что в эту самую минуту девушка, которой была ты, живет на еще не погибшей Атлантиде.

— И она не погибнет! — Ее голос зазвенел. — Вот почему мы присланы сюда, Данкен, — чтобы, зная грядущее, предупредить наших сородичей.

У него не хватило мужества ответить.

— Но как я тосковала по тебе! — Ее голос стал нежным. — Как томилась! Но я теперь слишком стара, любимый мой?

И словно кто-то другой ответил:

— Нет. Ты никогда не станешь старой.

А он подумал: «Да, о Господи! Хотя бы из милосердия. Нет, не лицемерь! Ты ведь раза два позволил себе, и Пам ничего не узнала… И, Господи, Пам родится только через три-четыре тысячи лет, а Эрисса здесь, и она прекрасна…»

Но и думал это вовсе не он, а незнакомый человек, изгнанник из реального «завтра». Он был тем, кто сказал то, что сказал.

Смеясь и плача, Эрисса прильнула к нему.

Глава 9

Эгей, царь Афин, прежде был сильным мужем. Время выбелило его волосы и бороду, сморщило мышцы на крупных костях, сделало глаза подслеповатыми и свело пальцы артритом. Но все равно на троне он восседал с прежним достоинством. И, взяв в руки две полусферы ментатора, не выдал страха.