Миры Пола Андерсона. Т. 2. Победить на трех мирах. Тау — ноль. Полет в навсегда

Такова была «Леонора Кристин», седьмой, самый новый корабль в серии. Внешняя простота его силуэта диктовалась миссией, для которой предназначался корабль. Обшивка его была чувствительной, как человеческая кожа, а его внутренние конструкции отличались такой же сложностью и тонкостью, как внутренние органы человеческого организма. Со времени, когда впервые была предложена идея создания таких кораблей, то есть с середины двадцатого столетия, до того момента, когда мечта воплотилась в реальность, были потрачены миллионы человеко-часов умственного и физического труда, и некоторые из тех, кто работал над созданием кораблей, были величайшими гениями. И хотя в то время, когда началась сборка «Леоноры Кристин», ужо был накоплен большой опыт и существовали необходимые инструменты, хотя технический прогресс в целом достиг настоящего расцвета (ему наконец перестали мешать войны сами по себе и даже их угроза), все равно нашлись такие, кто выражал бурное недовольство проектом из-за его стоимости: столько денег, и все это ради того, чтобы отправить пятьдесят человек к одной-единственной, да к тому же совсем близкой — рукой подать — звезде?

Все правильно. Таковы размеры Вселенной.

Корабль летел вокруг Земли, и Вселенная была везде — позади него, впереди и вокруг. Далеко-далеко, дальше Солнца и планет, царила прозрачная чернота — тьма, сравнить которую было не с чем. Назвать пространство совсем черным было нельзя — отраженный свет есть везде. И все же… это была та вечная ночь, от зрелища которой оберегают нас наши милосердные небеса. Ткань ночи была усеяна звездами — они горели ровным, немерцающим светом, холодным, пронизывающим. Те звезды, что хорошо видны и с поверхности Земли, тут представали во всем блеске: серебристо-синяя Вега, золотая Капелла, янтарная Бетельгейзе. Тому, кто видел это впервые, было трудно объединить звезды в знакомые созвездия — их было слишком много. Ночь, полная солнц.

Млечный Путь опоясывал небеса серебристо-ледяной лентой Магеллановы Облака, с Земли туманные, мерцающие, отсюда выглядели густыми и ярко светились. Туманность Андромеды отчетливо горела на расстоянии больше миллиона световых лет… и казалось, что душа тонет в бездонных глубинах Вселенной, и хотелось перевести взгляд на что-то более привычное и менее пугающее — хотя бы на интерьер кабины челнока.

Ингрид Линдгрен вошла на капитанский мостик, ухватилась за скобу и, повиснув в воздухе, доложила:

— Готова приступить к выполнению обязанностей, господин капитан.

Ларе Теландер обернулся, чтобы поприветствовать ее. Забавно было наблюдать за его тощей фигурой, ставшей такой нескладной в условиях невесомости — капитан напоминал не то плывущую рыбу, не то парящего ястреба. В обычной жизни капитан был ничем не примечательным седым пятидесятилетним мужчиной. Ни на его форме, ни на форме Ингрид не было никаких погонов и нашивок — никаких военных условностей, которых строго придерживаются на обычных космических кораблях.

— Добрый день, — поздоровался с Ингрид капитан. — Надеюсь, прощание с Землей прошло не слишком печально?

— Все хорошо, — ответила она и немного покраснела. — А у вас как?

— О… все в порядке. Я большей частью разыгрывал из себя туриста, колесил по Земле от края до края. Просто удивительно — сколько же всего я раньше не видел!

Линдгрен смотрела на капитана немного сочувственно. А капитан проплыл по рубке к креслу пилота — одному из трех, стоявших около пульта управления и приемно-передающего устройства. Шкалы, считывающие экраны, индикаторы и прочие приборы уже вовсю работали — мигали, покачивали стрелочками, выводили на экранах кривые. Но почему-то их обилие только подчеркивало одиночество капитана. Пока не зашла Линдгрен, в рубке царила тишина, которую нарушало только негромкое урчание кондиционеров да редкое пощелкивание реле.

— Значит, у вас на Земле никого не осталось? — спросила она.

— Никого из близких, — ответил Теландер, и его длинное, сухое лицо озарила неловкая улыбка. — Не забывайте, по стандартам Солнечной системы, я уже почти сто лет прожил. Когда я в последний раз навестил родину — деревеньку Даларна — внук моего брата уже был гордым папашей двух сорванцов. Им трудно считать меня близким родственником.