Миры отверженных

Промиусу стало стыдно. – Да, нет, конечно, тут смотри, сколько яблок, – всем хватит. Да тут, пожалуй, всех, кто там наверху – накормить можно.

– Всех, не всех, но если ты сейчас не кинешь мне пару-тройку этих чудных плодов, я клянусь, что оставлю тебя там, а всем скажу, что ты разбился.

– Лови, – рассмеялся Промиус и кинул в толстяка пару яблок. Толстяк с ловкостью трюкача поймал вожделенную добычу, и исчез наверху.

К Леонтию подошел Хильдебальд. – Ну, что римлянин, – есть ли у тебя планы, как нам выбраться отсюда? А то мне не очень хочется здесь застрять на ночь. И кстати зеленокожих, что удивительно, нигде не видно. Интересно, куда они все подевались, и почему мы оказались здесь?

– Знаю не больше твоего, вандал, – пожал плечами Леонтий.

– Пап, – Тэсия опять тронула за рукав отца. Хильдебальд увидев это, заулыбался, и отвел лицо в сторону.

– Ну что ещё? Леонтий чувствовал, что из-за поведения своей дочки он становится постоянным объектом насмешек, и это его начинало нервировать.

– Да нет ничего. Просто этот толстяк, кажется, что-то жрёт.

– Кто жрёт? Леонтий и Хильдебальд разом повернулись в сторону, указанной девочкой.

Толстяк сидел с довольным лоснящимся лицом, в каждой руке сжимая по яблоку, поочередно откусывая от каждого из них. Через минуту слух о еде достиг каждого, из оказавшихся в западне на вершине скалы, и все столпились перед обрывом. Промиус бросал и бросал наверх спелые плоды, и спустя полчаса его уже вытащили оттуда, с полной за пазухой яблок. Сочные яблоки одновременно давали и сытость, и хоть какое-то утоление жажды.

Они достались также и Триру и его компании, хотя вначале Леонтий и Хильдебальд не хотели с ними делиться, но Дарион категорически настоял на обратном, ибо Всевышний призывал делиться куском хлеба и глотком воды, даже с последним своим врагом.

Эрдэнэ принесла несколько яблок Цэрэн. Старуха прищурилась, рассматривая неведомые плоды. – Подожди, дай сначала Октаю. Вдруг они отравленные?

Беркут яростно набросился на яблоко и склевал его, заглатывая большое яблоко в два-три приема.

– Ну, раз Октай съел, – значит есть можно. Похоже, он приходит в себя.

– Бабушка, а мы тут долго? А где мы? – сочно захрустела яблоком, внучка. – Ой, – у девчонки округлились глаза от удивления. – А что это такое мы едим? Это так вкусно. Я такое никогда не ела.

Старуха пока не притронулась к яблоку. – Что-то не нравится мне всё это. Уж больно как-то тихо здесь. Вот и Октай, какой-то вялый, даже летать не хочет. Не пойму в чём дело.

Октай, склевавший яблоко, явно почувствовал себя лучше и начал прохаживаться по обрыву, размахивая крыльями.

– Ну, Октаюшка, давай же, давай. Мне твои глазки, ой как нужны сейчас. Давай посмотри, что там внизу? Беркут, помахав еще несколько раз крыльями, видимо разгоняя кровь по восстанавливающим свою силу крыльям, тут же сорвался вниз и через секунду воспарил над ними, поймав восходящие потоки воздуха. Сделал пару кругов над плато и взмыл высоко в небо, быстро набирая высоту.

Тургэн, явно чувствуя себя в одиночестве, старался прибиться к тем, кто был близок ему по расе, и по языку, ибо понять, что лопочут эти белые и черные люди, которых он вообще видел впервые, было совершенно невозможно. Но Тургэн заметил, что даже среди этих белых, существовали разные союзы, и они не были однородными. Тургэн присматривался ко всем, и выжидал момент, чтобы успеть сориентироваться, вовремя примкнув к партии победителей. Но больше всего его интересовала Цэрэн. Он до сих пор не мог прогнать от себя ощущение, что этих зеленокожих тварей на их головы, призвала именно она. Он инстинктивно чувствовал, что надо быть ближе к ней, ибо она сможет выкрутиться из любой ситуации. Правда, как с ней наладить сейчас отношения, – он не понимал. Он, делал многочисленные попытки сблизиться, но все время натыкался на ледяной взгляд старухи. Ну что, пока подожду, видимо, не время, – думал про себя Тургэн.

Темнокожие рабы, хоть и держались рядом с Леонтием, но всё же образовали свою некую отдельную группу, состоящую из Луцинии с сыном, двух женщин, также работавших с ней по дому, и двух мужчин, помогавших Лисиппу по кухне. Один из помощников грека, рослый и крепкий Самакс, давно и настойчиво добивался внимания Луцинии. Вот и сейчас, когда всё внимание переключилось на проблемы выживания, рабы оказались предоставленными, самим себе. Нет, конечно, они, как и все, были очень встревожены непонятной ситуацией, но именно сейчас, впервые за всю их жизнь, на них просто не обращали внимания.

Это было так непривычно, что даже ощущение тревоги за их нынешнее состояние заметно уменьшилось, уступив место некоему наслаждению в нынешней ситуации, хоть какой-то толикой свободы. Самакс принес два плода Луцинии, которая хуже всех перенесла полёт. Она улыбкой поблагодарила его за подарок и принялась есть.