Были в этом и свои преимущества. Заниматься секретными делами — значит не говорить о них никому, — но кто сумел бы не проболтаться, лежа рядом с женой или мужем? Впрочем, Инсигне это почти не грозило — так мало секретного было в ее работе.
Но, когда открытие Звезды-Соседки вынужденно и совершенно неожиданно для Эугении угодило под спуд — как только сумела она сдержаться? Естественные побуждения требовали иного: немедленно похвастаться перед мужем, обрадовать его тем, что она совершила важное открытие и имя ее не исчезнет со страниц учебников астрономии, пока живо человечество. Она могла бы рассказать ему все еще до разговора с Питтом. Могла просто попрыгать перед ним на одной ножке: «Угадай-ка! Угадай-ка! Ни за что не угадаешь!»
Но она не сделала этого. Просто не сообразила, что Фишер может заинтересоваться. Может быть, он разговаривал о работе с другими — с фермерами или жестянщиками, — но не с ней…
Поэтому она даже не обмолвилась ему о Немезиде. И разговоров об этом не было до того ужасного дня, когда рухнула их семейная жизнь.
8
Когда же она полностью перешла на сторону Питта?
Поначалу мысль о том, что существование Звезды-Соседки нужно держать в секрете, смущала Инсигну; она не хотела покидать Солнечную систему ради звезды, о которой не было известно почти ничего, кроме положения в пространстве. Она считала неэтичным и бесчестным создавать новую цивилизацию втайне от всего человечества.
Но этого требовала безопасность поселения, и Инсигна сдалась. Однако она намеревалась бороться с Питтом и при любой возможности противоречить ему. Аргументы свои она отточила настолько, что, на ее взгляд, они сделались абсолютно безукоризненными и неопровержимыми, но… ей пришлось оставить их при себе.
Питт всегда успевал перехватить инициативу.
Как-то раз он сказал ей:
— Эугения, вы наткнулись на Звезду-Соседку в известной мере случайно, и ничто не мешает вашим коллегам сделать то же самое.
— Едва ли… — начала она.
— Нет, Эугения, не будем полагаться на вероятность. Нам необходима уверенность. Вы сами последите, чтобы никто даже шагу не сделал в опасную сторону, к материалам, которые могут выдать положение Немезиды.
— Как же я смогу это сделать?
— Очень просто. Я беседовал с комиссаром, и вы теперь будете возглавлять все работы по исследованиям Дальнего Зонда.
— Но это значит, что я перескочила…
— Да. У вас повысилась ответственность, зарплата, общественный статус. Чем вы недовольны?
— Я не думаю возражать, — ответила Инсигна, ощущая тяжелые удары своего сердца.
— Уверен, что с обязанностями главного астронома вы справитесь самым лучшим образом, но главная ваша цель будет заключаться в том, чтобы все астрономические исследования производились с высочайшим качеством и максимальной эффективностью и при этом не имели бы никакого отношения к Немезиде.
— Но, Янус, разве можно утаить такое открытие?
— Я и не собираюсь этого делать. Сразу же, как только выйдем из Солнечной системы, все узнают, куда мы направляемся. Но до тех пор знать о Немезиде должны немногие — и чем позже они узнают о ней, тем лучше.
Повышение в должности, не без стыда отметила Инсигна, лишило ее желания возражать.
В другой раз Питт поинтересовался:
— А как у вас с мужем?
— В каком смысле? — немедленно перешла в оборону Инсигна.
— По-моему, он — землянин?
— Он родился на Земле, но стал гражданином Ротора. — Инсигна поджала губы.
— Понимаю. Значит, вы ничего не рассказывали ему о Немезиде?
— Совершенно ничего.
— А этот самый муж никогда не говорил вам, почему он оставил Землю и что ему понадобилось на Роторе?
— Нет. Да я и не спрашивала.
— Неужели вас это вовсе не интересует?
Поколебавшись, Инсигна призналась:
— Конечно же — иногда.
— Тогда, быть может, я смогу кое-что объяснить вам, — улыбнулся Питт.
Так он и сделал — постоянно, понемногу, не навязчиво, не оглушая, во время каждого разговора. Речи его вывели Инсигну из оболочки, в которой она замкнулась. В конце концов, если живешь на Роторе, приходится и воспринимать все по-роториански.
Но благодаря Питту, тому, что он рассказывал, тем фильмам, которые он советовал ей посмотреть, она наконец составила верное представление о Земле и миллиардах людей, ее населяющих, о вечном голоде и насилии, о наркотиках и умопомешательстве. И Земля стала казаться ей бездной, полной ужасов, от которой следовало бежать как можно дальше. Она больше не удивлялась, почему Крайл Фишер оставил планету — она думала, почему так мало землян последовали его примеру.
Правда, сами поселения были немногим лучше. Теперь она поняла, как замкнуты эти мирки, жители которых не имеют возможности свободно передвигаться в космосе. Каждое поселение боялось заразы, чуждой микрофлоры и фауны. Торговля медленно отмирала, а если где и велась, то в основном с помощью автоматических кораблей, перевозивших тщательно простерилизованные грузы.
Поселения ссорились и враждовали. Околомарсианские поселения были не лучше прочих. Только в поясе астероидов поселения пока еще беспрепятственно умножались, тем самым навлекая на себя растущую неприязнь всех обитавших ближе к Солнцу.