Мирриэль

— Барри, а ты молодец, так у нас скоро соберется целая армия последователей, если каждый кому мы помогает будет становится нашим воином, скоро в Лоринге не останется места, придется искать местечко попросторнее….

— О, сестренка, верь старому проходимцу гному. Но нам нужны не только воины, нам нужны глаза и уши, шпионы и информаторы, а еще бы парочку менестрелей, что слагали о нас песни. Все больше людей будет о нас говорить, все больше добровольцев захотят встать под наше знамя, мы будем приобретать вес, и, возможно, однажды, наша слава затмит все существующие ныне ордена. Мы — Хранители мира.

— Что-то тебя занесло в какие-то дебри, друг мой, — я качаю головой.

— Ты лечи больных, вечером поговорим, за кружечкой моей любимой настойки.

Качаю головой, но улыбаюсь. На него нельзя сердиться долго, он такой милый. Перехожу к следующему солдату. Помогаю ему. За небольшой промежуток времени ставлю на ноги всех раненных. Мне это совсем не сложно. Наоборот, направляя энергию жизни, я тоже заряжаюсь от нее, мне становится очень легко на душе, без меня эти люди, скорее всего, погибли бы, значит, я искупаю свою вину, вину за то, что я выжила, я выжила не зря, я могу им помочь. И я буду им помогать. Рядом со мной стоит мать Жаклин, с каждым солдатом, поставленным мною на ноги лицо ее просветляется, оно уже сияет счастьем.

— Дитя мое, да ты просто чудо Создателя, ты послана им к нам как утешение. Нет у меня больше сомнений — ты не просто надежда, ты его перст, он ведет тебя, он говорит с нами, говорит твоим голосом ты вестница его…

— Мать Жаклин. Успокойтесь, это не так. Я эльфийка, для вашего Создателя я — богомерзкое создание, вы же даже в услужение в церковь эльфов не принимаете. Не надо давать мне очередные титулы и звания, я и с этими-то не очень-то справляюсь. Вы просили помощи, я вам ее оказала. Считайте это магией, вы ведь верите, что маги должны помогать людям и в этом их предназначение? Так вот пусть это будет магией. Это не будет расходиться с вашими убеждениями. Всем так будет проще.

— Дитя мое, весть моя сегодня же долетит до столицы, тебя будут там ожидать.

— Благодарю вас, мать Жаклин. С рассветом, отправляйтесь в путь, здесь оставаться опасно. Доброго вам пути.

Пока мы пробирались к костру, нас приветствовали люди, гремели кулаки о доспехи, все выражали нам свою признательность.

— Наш гарнизон в горах пополниться большим количеством новобранцев, Мирра, ты их впечатлила, теперь дети будут мечтать стать Хранителем, с такого момента, как начнут ходить…

Инариэль был спокоен и весел.

— Нам это пойдет на пользу, я не знаю, что ждет нас впереди, но хорошо обученная армия накануне крупной войны, еще никому не мешала. А мне все больше кажется, что крупной войны нам не миновать.

Рассевшись у костра, мы перекусили. За едой гном рассказал мне о древнем документе, найденным Карой. Точно текста он, конечно, не вспомнил, но главная мысль была понятна.

— Итак, я — избранная, которая слабая и гонимая… — это смешно, меня никто не гонит…

— Тебя никто не признает, многие все еще считают тебя преступницей, помнишь?

— ААа, ты об этом, ну тогда, да. С красным мы вроде уже тоже разобрались, а вот зеленое — это что? Орки??? Других мыслей у меня просто нет. Да уж… никак не могла подумать, что обо мне будет говорить какое-то древнее пророчество… Не хочу больше об этом думать. Надо отдыхать. Завтра нужно добраться до этого… погонщика, и с ним переговорить. Хорошо если удастся его так же просто убедить как мать Жаклин. Доброй ночи, друзья.

Я завернулась в теплую накидку, и закрыла глаза. Но вместо темноты я увидела голубые глаза, и закипающую в них страсть, я почувствовала, как горячие губы нетерпеливо рвутся к моим губам, как сильные руки сжимают меня в объятиях… О, это просто, муки, если бы это было так же просто излечить, как ожоги или ранения… Если бы я могла хотя бы не думать об этом, не вспоминать. Ведь уже прошло столько времени, а меня до сих пор пробивает холодный пот, стоит мне закрыть глаза, я вижу его… Это надо прекратить. Он сделал выбор, я не в праве… Почему так? Почему всегда приходится выбирать? По щеке тихо скатилась одинокая слеза, никто не должен этого знать, это слабость, я не могу себе позволить быть слабой. Все, спать, завтра выдвигаемся.

В лагере.