Мировой кризис

— А вы думали? — сказал Король. — Я не буду держать важную особу у всех на виду. В подвале сухо, железная решетка и даже ночной горшок, который приходится выносить Мотлу, но Мотлу всего тринаддать лет и он еще не успел отвыкнуть от этого предмета гигиены… Панове, не споткнитесь и не переломайте костей, это будет обидно! Студент! Керосиновые лампы!

— Одну минуточку, Король. Буквально минуточку…

Спустились. Подвал был разделен на три помещения: первое занимали бочки с вином, в следующем скучали здоровенный бандит с рожей законченного идиота из «масти» Бени Крика и вышепомянутый мальчишка Мотл, пронзительно-рыжий и тихий, будто мышка. Впереди дверь, забранная металлическими прутьями.

— Мы не варвары и не душегубы, — благодушно журчал Беня. — Господин получает горячую пищу трижды в день, вино, свежий хлеб и абрикосы. У него мягкая постель без клопов и два фонаря — а это уже роскошь. Если будет жаловаться, не слушайте, его никто и пальцем не тронул. Вы, мосье Свечин, должны понимать — условия куда лучше, чем в любом централе, я уж промолчу про каторжные тюрьмы!

— Непременно посоветую воспользоваться вашим опытом, Король, — съязвил в ответ подполковник. — Так предъявите же!

— О чем речь? Косолапый, отопри. Гигантский охранник прошествовал к решетке, снял замок, распахнул.

— Проходите, не стесняйтесь. Устроено удобно, для всех есть стулья, — сказал Беня. — Хотите, принесут массандру и закуски.

— Не помешает, — усмехнулся Свечин. — Разговор предстоит долгий. И вот еще что, Король… У вас есть человек, который умеет делать больно? Но без последствий для здоровья?

— В том смысле, в котором я вас понимаю, мосье?

— Именно.

— Косолапый, ты умеешь делать больно? Он умеет. В этом я вас уверяю. А такое будет нужно?

— Посмотрим. Крайние меры.

Это была большая комната, восемь на десять шагов. Кушетка, стол, даже шкафчик с книгами. Действительно, лишние стулья вдоль стены. «Безопасные» керосиновые фонари с зеркалами-отражателями — лампу можно уронить, разбить, но горючее не вытечет, фитиль погаснет и пожара не случится.

Свечин моментально подметил, что Король знал свое ремесло: стены голые, без крюков и зацепов. На кушетке только матрац, обшитый грубой парусиной, — не разорвешь и не сделаешь висельную веревку. Ни одного острого предмета. На заключенном только рубашка и брюки.

Неизвестный поднялся навстречу.

Высокий, очень величественный пожилой господин с седыми бакенбардами, благородными залысинами и яростным взглядом. Видно, что нынешнее положение для него оскорбительно и неприемлемо.

Подполковник жестом приказал остальным не двигаться, упер руки в бока, выдержал драматичную паузу и очень нехорошим, злым тоном сказал:

— Та-ак… Кого мы видим, хотелось бы осведомиться?! Не ожидал-с, честно признаюсь…

* * *

— …Не буду вас томить, господа, и раскрою тайну личности постояльца этого гостеприимного дома, — вдохновенно говорил Свечин, явно копируя манеру изложения знаменитых петербургских адвокатов. — Титулы самые высокие: некогда управляющий канцелярией, засим товарищ обер-прокурора Святейшего правительствующего Синода, ныне статс-секретарь, действительный тайный советник… Выборный член Государственного совета от Херсонской губернии, трудится по первому департаменту — юриспруденция и церковное право. Ордена святого Владимира и Анны, иностранные награды — командор ордена Короны Италии и баварский орден Гражданских заслуг, к примеру. Прошу любить и жаловать: барон Юлий Станиславович фон Гарденберг!

— Ого, — только и сказал Барков. — Наслышан. Это и впрямь серьезно.

— Вы, господа, присаживайтесь, — продолжил господин подполковник. — В ногах правды нет, а мы здесь останемся до рассвета, столько всего надо успеть… Юлий Станиславович, милейший, что же вы встали столбом?

— Кто вы такие? — чеканя каждое слово, вопросил седой барон. — И что означает этот отвратительный фарс? Наглое похищение? Вы хоть понимаете…

— Отлично понимаем-с, — перебил Свечин. Прикрикнул: — Успокойтесь и сядьте! Здесь вам не Синод, тем более что этот змеюшник именным повелением государя-императора Николая Николаевича с завтрашнего дня распускается и назначается Поместный собор, который изберет Патриарха! Прекрасная новость, не правда ли? Николай Николаевич, в отличие от предшественника, все-таки решился на этот шаг…

— Кто вы такие? — яростно повторил фон Гарденберг.

— Вас должна интересовать только моя персона. Все прочие — лишь свидетели. Могу сообщить, что я вас арестовываю по обвинению в государственной измене, заговоре, участии в незаконных обществах и враждебной Российской империи деятельности… Учтите, нынешний разговор неофициальный и у вас есть возможность покаяться. Ибо в казенном доме беседовать будут совсем иначе. Об этом деле государю докладывают трижды в день и его величество не склонен к милостям… Сядьте, я сказал!!