Мираж Золотого острова

Побывав на рисовых полях, Гектор наконец понял, где все женщины и дети. Они трудились на полях. И хотя Гектора сопровождал староста, но стоило ему появиться, как они бросились врассыпную, подобно пугливым оленям, и бежали до самой опушки леса. Оттуда они потом с интересом разглядывали незнакомца. Насколько Гектор мог различить с такого большого расстояния, на женщинах были такие же, как на мужчинах, простые балахоны, и Йема знаками объяснил ему, что ночью некоторые из них прокрадываются обратно в свои хижины, но с первым же лучом солнца уходят, опасаясь, что чужие войдут в деревню.

— Они считают нас жадной саранчой, — печально сказал Жак, когда Гектор рассказал ему об увиденном. — Мужчины все еще таскают нам корзины с едой. Но с каждым днем все меньше. Вчера кончилась свинина, сегодня яйца. Думаю, сами жители деревни ходят голодные.

Гектор бросил взгляд на пляж, где на песке без пользы лежали лодки. Время шло к полудню, но никто из местных не собирался в море.

— Они предпочтут голодать, чем ослушаться своего «вождя» и наловить рыбы, — сказал Гектор.

— Не будь Дана с его разящим гарпуном, мы бы тоже скоро стали голодать, — заметил Жак.

Каждое утро на заре мискито брал гарпун, садился в самое легкое в управлении деревенское каноэ и отправлялся к рифу. Всякий раз он привозил богатый улов — часто рыбы были яркой окраски, с оранжевыми, фиолетовыми и желтыми узорами. Их легко было бить в кристально-чистой воде.

— Они очень боятся своего Та-иня, — сказал Изреель, подходя к друзьям. Ему надоело безделье, и он полчаса отрабатывал выпады и удары, шаги и повороты, упражняясь со своим палашом до седьмого пота.

— А еще они словно бы видеть не могли того, как ты вытанцовывал со своим мечом, размахивая им налево-направо. Опустили головы в полном смятении, — заметил Жак, кивнув на нескольких островитян, которые сидели скрестив ноги на расстеленных неподалеку парусах «Николаса». Они нашивали заплаты там, где парусина порвалась, и чинили и стягивали ослабшие ликтросы. Рядом расположились парусный мастер и его помощник. Время от времени кто-то из них вставал и лениво подходил к кому-то из местных, чтобы дать указания или проверить качество работы. Ни тот ни другой ни разу не взяли в руки иглу.

— А что затевает этот негодяй? — сказал Жак.

Пират по имени Домине, тот самый, которого выпороли за кражу воды, оставил своих приятелей, развалившихся на песке, и направился к занятым починкой парусов островитянам. Пройдя по расстеленной парусине, он направился к одному туземцу, совершенно поглощенному работой. Подойдя, Домине наклонился, выдернул из его волос заколку, которая поддерживала узел на макушке, повернулся и потрусил к своим дружкам. Он победоносно поднял трофей, а друзья приветствовали его радостными криками. Ставший его жертвой островитянин поднял голову, изумленно и встревожено озираясь, на лице его отразился ужас. Потом он очень медленно, словно раздумывая, стоит это делать или нет, встал на ноги и последовал за Домине. Он протянул руку, жестом прося вернуть ему заколку.

Домине уже дошел до своих приятелей и теперь нагло помахивал украденной заколкой, дразня рыбака. Тот просительно дотронулся до его руки. Домине злобно отдернул свою руку, а потом грубо отпихнул мужчину ладонью, выкрикнув:

— Хватит!

И генуэзец снова принялся хвастаться добычей перед друзьями. Но упрямый хозяин заколки, попятившийся от сильного толчка в грудь, не унимался. Он приблизился к Домине во второй раз. Без всякой грубости, но при этом решительно он попытался отобрать заколку у Домине. Дружки посмеивались: вот, мол, щуплый коротышка — а пирату от него не отвязаться. В конце концов, раззадоренный их подначками, Домине размахнулся и ударил островитянина. Тот упал, но сразу же поднялся и снова пошел на своего обидчика. Разъяренный буканьер переложил заколку в левую руку, а правой вытащил из-за пазухи нож, который носил в кожаных ножнах на шее. Это был не обычный рабочий нож моряка, а тонкий, смертоносный стилет. С угрожающим рыком Домине помахивал своим оружием перед досаждавшим ему деревенщиной. Пираты пришли в восторг от такого развлечения и громко загалдели. Воодушевившись одобрением товарищей, Домине поднял зажатую в левой руке заколку и стал дразнить ею туземца. Когда тот приблизился, он сделал выпад, вынудив островитянина отшатнуться от стилета. Домине куражился: неожиданно делал шаги то в одну сторону, то в другую, издевательски скалился, протягивал заколку — и тут же отдергивал руку, выставляя клинок перед собой.

Но рыбак не сдавался. Он отступал, но потом снова наступал. В конце концов зрители начали терять интерес к этой бестолковой возне.

— Давай, подколи его! — крикнул один.

— Только не повреди ему ту руку, которой он шьет паруса! — добавил другой под общий хохот.

Издевка на лице Домине сменилась сосредоточенностью. Он перестал дергаться, принял стойку убийцы, готовящегося к решительному удару. Стилет он теперь держал на уровне бедра.