Мираж в обручальном кольце

– И Галина согласилась избавиться от ребенка?

– С радостью, – кивнула Ирина. – Я к тому и веду, не совсем понимаю, чего Галька потом переживать стала. Ведь она не хотела этого ребенка. И врачи ей выбор предлагали. Можно было и рискнуть, понадеяться, что ребенок родится нормальным. Но Галька сама ребенка не хотела, потому и согласилась на аборт.

– Почему не хотела?

– Ну, сами посудите, мужа у нее не было. Жила она в общаге. Куда бы она делась с грудным младенцем на руках? Для нее он был бы серьезной обузой. Это ведь настоящая жизнь, а не кино какое-нибудь. Мы с ней много раз обсуждали, как бы ей выкрутиться. И каждый раз приходили к мнению, что первенцем придется пожертвовать.

– Ясно, – кивнула Катька. – Бывает…

– А после больницы Галину словно подменили, – сказала Ирина, кладя себе на тарелку кусок бисквитного тортика. – На завод она вернулась, но проработала совсем недолго. Потом сказала, что подала документы на юридический и что ее приняли. Уволилась и переехала из нашего рабочего общежития. И больше я ее до той случайной встречи в метро не видела.

– Она вам что и телефона не оставила? – удивилась я.

– Нет, – покачала головой Ирина. – Какой телефон? Говорю же, она в студенческое общежитие переехала.

– А в какую больницу увезли Галину после несчастного случая? – спросила я. – Вы ведь ее там навещали?

– Действительно, – кивнула Ирина. – Навещала. В больницу Красина ее увезли. Знаете, где такая?

– Знаю, там же, на Ржевке, находится, – обрадовалась я.

– Вот, вот, – кивнула Ирина. – Там Галька и лежала.

Выйдя от Ирины, мы с Катькой переглянулись. Время было уже восемь часов вечера. Но Прапор с Серегой еще не звонили. А значит, мы вполне могли перед встречей с ними успеть смотаться в больницу и узнать там насчет Галины. Что мы и сделали, верней, попытались сделать. По причине позднего времени в справочном больницы все данные о двадцатилетней давности больной нам выдать отказались.

– Приходите завтра, – увещевала нас вся накрахмаленная молоденькая медсестра. – Сегодня все равно никого из врачей нет.

– Но дежурные же есть, – настаивали мы.

– И компьютеры уже выключены, – убеждала сестричка.

– Компьютеры можно включить. Девушка, поймите, дело идет о жизни и смерти. Для нас очень важно поговорить с лечащим врачом нашей подруги. Можно сказать, он наша единственная зацепка.

– Ладно, – наконец сдалась медсестра и подсела к зашумевшему компьютеру. – Как фамилия врача, у которого лечилась ваша знакомая?

Мы растерянно молчали. Фамилию врача мы у Ирины спросить не догадались. Да и что толку, если бы и спросили. Женщина наверняка ее давным-давно забыла, если когда-нибудь и знала. Медсестра выжидательно подняла на нас глаза. Поняв по нашим лицам, что фамилии врача ей от нас не видать, она вздохнула.

– Ладно уж, – сказала она. – Все равно из тех врачей, кто проработал тут больше двадцати лет, осталось всего два человека. И вам повезло, один из них сегодня как раз должен остаться на ночном дежурстве. Пухов Иван Алексеевич.

– А как нам его найти? – спросила Катька.

– Я провожу, – откликнулась медсестра.

Она провела нас на второй этаж и, остановившись перед окрашенной белой краской дверью, деликатно постучала в нее.

– Иван Алексеевич, простите за беспокойство. Вы не заняты?

– Ну что вы, Лидочка, – откликнулся из-за двери приятный мужской голос. – Совсем не занят. А для вас я и вообще всегда свободен.

Дверь открылась, и на пороге возник симпатичный мужчина сорока с хвостиком лет. С умным, немного усталым лицом. Кожа на щеках и подбородке была аккуратно выбрита, а небольшие аккуратные усики ничуть доктора не портили. С некоторым недоумением он воззрился на нас с Катериной.

– Эти девушки к вам, – порадовала Ивана Алексеевича медсестра и испарилась.

– М-да? – задумчиво проблеял врач, глядя вслед удаляющейся девушке.

Затем он снова перевел взгляд на нас.

– И чем могу быть вам полезен? – поинтересовался он. – Что, дело такое срочное, что до утра подождать не может?

– Очень срочное, – горячо заверили его мы.

– Что ж, – пожал плечами врач, – тогда я вас слушаю.

– Лет двадцать назад у вас в больнице лежала одна пациентка, – начала Катька. – Мухина Галина. Нам нужно побеседовать с ее лечащим врачом.

– Двадцать лет назад, говорите? – задумчиво повторил врач с легким сарказмом в голосе. – А теперь срочно понадобился ее врач? И чем же могу помочь, милые девушки?

– Ну, вы же тут самый старый сотрудник, – сказала Катька.

Ее слова почему-то обидели Ивана Алексеевича, и он надулся.

– Совсем я не самый старый! – возмутился он. – Есть и постарше меня сотрудники.

– Ой, мы не то хотели сказать! – смутилась я. – Простите.

– Нет, но действительно, чем могу быть полезен? – продолжал дуться Иван Алексеевич. – Даже если двадцать лет назад среди моих больных и была эта пациентка, то как я могу ее помнить? Какой у нее хоть диагноз-то был? Селезенка, желудок, аппендицит? Если аппендицит, то сразу могу предупредить, что я ее точно не помню. У меня этих операций только за первый год ординатуры было без малого три десятка.