Мираж

Амира заулыбалась. Ей очень нравилась эта часть истории: она служила свидетельством существования вечной и преданной любви.

— Но господин Хаас был инженером с весьма рациональной и нечувствительной натурой. Он просто не мог понять, с какой стати этот летчик — «довольно приятный парень», как выразился о нем господин Хаас — начал раз в неделю звонить в его офис, заходить и приносить подарки, а в разговорах, словно невзначай, частенько упоминал мое имя. Конечно, Лутфи ожидал от господина Хааса ответной реакции, после которой Лутфи мог бы сделать следующий шаг — начать обсуждать свои достоинства в качестве будущего мужа. Но господин Хаас ничего не понимал и не говорил ни слова о деле. Бедный Лутфи! — Мисс Вандербек замолчала, погрузившись в горькие, но столь же сладкие воспоминания. — Когда Лутфи позже рассказывал мне, сколько усилий потратил он, чтобы его поняли, естественно, не говоря ни слова о том, что он хочет заполучить меня в жены, я не знала, плакать мне или смеяться. Наконец во время своего шестого визита в нашу контору Лутфи решил нарушить все правила и прямо заявить, чего он хочет. Но во время разговора господин Хаас случайно обронил, что его секретарша мисс Вандербек хочет принять исламскую веру. Мое решение обратиться в ислам не было связано с Лутфи. После смерти моих родителей домом для меня стал аль-Ремаль, а ислам был его религией. Но Лутфи, этот чудесный человек, просто потерял дар речи при этом известии, он принял его за небесное знамение, решив, что самое большое его желание не идет вразрез с волей Аллаха. Он вручил подарки господину Хаасу, сел в самолет и улетел в очередной рейс. Но в конце концов мой шеф осознал свою слепоту и прозрел. В тот день, когда это произошло, господин Хаас сказал, что у меня, кажется, появился воздыхатель. Потом шеф посмотрел мне в глаза и произнес:

— Я был просто слепым дураком.

С тех пор он стал поверенным нашей любви и приложил немало усилий к тому, чтобы мы с Лутфи могли пожениться.

Мисс Вандербек надолго замолчала. Плечи ее ссутулились, глаза потускнели. Предстоящая часть истории не нравилась Амире: девочка предпочитала сказки со счастливым концом.

— Семья Лутфи была настроена против нашего брака. Их не интересовало, приму я ислам или нет: для них я была всего лишь чужестранкой без рода и племени. У меня не было даже семьи, а, значит, не было мужчин, готовых защитить при необходимости мою честь. Я была женщиной, которая работала вместе с мужчинами, и этим все было сказано. — Мисс Вандербек произнесла эту фразу, как проклятие, и Амира вздрогнула от резкости ее тона. — Они не могли помешать Лутфи жениться на мне, но предупредили моего жениха, что, если брак состоится, ему запретят переступать порог родного дома. Семья будет считать его умершим. Бедный Лутфи! Он говорил, что жить без меня не может, но в то же время он не решался оставить свою семью.

— Но ты уговорила его проявить терпение. Ты сказала, что согласна ждать до тех пор, пока его родные не смягчатся, — вставила слово Амира. — Ждать вечно, если потребуется.

— Да, — прошептала мисс Вандербек. — Вечно. Но в нашем распоряжении, как оказалось, не было вечности. Два года спустя Лутфи упал в Красное море недалеко от Джидды. На борту не было пассажиров, а тело моего жениха так и не нашли.

Амира нежно взяла нянюшку Карин за руку.

— Но ты все равно осталась в аль-Ремале.

— Да, Амира. Я осталась работать в голландской компании, а когда строительство закончилось, перешла в американскую корпорацию — обучать языкам сотрудников и их детей. Все было хорошо, но…

— Ты не была по-настоящему счастлива с американцами?

— Нет, не была. Меня не покидало чувство, что я живу в Техасе, а не в аль-Ремале. Поэтому, когда я услышала, что в дом Бадира требуется няня, которая одновременно может быть гувернанткой…

— …ты решила прийти к нам. Ты останешься здесь навсегда, и мы все будем счастливы вместе.

Не ответив, нянюшка Карин грустно улыбнулась и потрепала Амиру по волосам.

— Вот потому-то мне и интересно, как она на самом деле выглядит, — проговорила Лайла, выслушав рассказ Амиры.

— Знаешь, она совершенно не похожа на других нянюшек.

— Подожди, она что, огненный столп, послание Аллаха?

Амира рассмеялась.

— Ты же прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. — Дочь Омара не собиралась распространяться о светлых волосах Карин. Мисс Вандербек была особенной в совсем другом смысле. Нянюшки в большинстве своем были родом из таких бедных стран, как Йемен или Эфиопия; Бахия приехала из Судана. Многие, в том числе и Бахия, еще год назад были рабынями и перестали ими быть по крайней мере официально после королевского указа, отменившего рабство. К тому же почти все няни, как Бахия, да и вообще большинство ремальских женщин были неграмотны.

— Временами я отказываюсь понимать, зачем она здесь осталась, — сказала Амира. — Она могла бы преподавать в любом университете. Она учит меня таким вещам. — Амира замолчала, подыскивая слова, чтобы рассказать, как красочно Карин умеет описать мир людей за пределами аль-Ремаля, но Лайла уже проявляла нетерпение.