Мираж

— Ты думаешь, это было бы для меня удовольствием? — гневно воскликнула Ульрика. — Стану я работать еще целый год, когда знаю, что дом будет снесен, чтобы дать место этой проклятой железной дороге! Уж если я должна уйти, то лучше уйти сейчас же.

Зельму покоробило от этого грубого тона, и ей пришло в голову, что она поступила очень необдуманно, пригласив золовку. В эту минуту в соседней детской раздался крик; к нему присоединились голоса двух спорящих мальчиков и грохот опрокинутого стула.

Это привлекло внимание Ульрики.

— Что это? — спросила она. — Что-нибудь случилось?

— Нет, это мои мальчишки, — с полнейшим душевным спокойствием объяснила Зельма. — Подрались, как обычно.

— И ты это допускаешь? — спросила возмущенная золовка.

— Отчего же нет? Это в натуре у мальчиков, и Адольф говорит, что это — очень здоровая гимнастика. Только так шуметь им не полагается; сейчас я их усмирю.

С этими словами Зельма спокойно встала и открыла дверь в соседнюю комнату. Ее предположение оказалось точным. Старшие мальчики, только что вернувшиеся из школы, увидев новую игрушку младшего брата, тотчас захотели испробовать ее; брат, конечно, воспротивился и начал храбро отстаивать свою собственность, когда же сила взяла верх, поднял громкий вопль о помощи; другие же два, в свою очередь, перессорились из-за отнятой дудки, и из мальчиков мигом образовался клубок; все трое с увлечением тузили друг друга. Мать схватила старшее чадо правой рукой, второе — левой и каждому дала по звонкому шлепку; затем она подняла младшего сына, барахтавшегося на полу, и, наконец, отчитала всех троих.

— Неужели вы не можете и минуту вести себя тихо? Что подумает о вас чужая тетя, которая только что приехала? Вам не стыдно?

Новость подействовала; мальчики моментально успокоились и обратили все свое внимание на чужую тетю, которую ждали только к вечеру и которая вдруг уже приехала. «Тетя» стояла на пороге, неподвижная, чопорная, и следила за тем, как энергично молодая женщина наводила порядок.

— Нечего сказать, ты переменилась! — выговорила она, наконец.

— Да, с тремя такими сорванцами поневоле забудешь кротость, — сказала Зельма. — Ступайте, поздоровайтесь с тетей и будьте умниками.

Мальчики повиновались, и все трое — Адольф, Эрнст и Ганс — были представлены по всей форме. Ульрика зорко оглядела каждого, пожала плечами и с сожалением сказала:

— Все в отца, точка в точку! То-то и вышли буяны! Впрочем, Зельма, ты знаешь, я терпеть не могу детей, держи их от меня подальше.

Однако это было легче сказать, чем сделать; мальчики обсели новую тетю со всех сторон и стали пробовать завязать с ней знакомство. Они с необыкновенной серьезностью, как о чем-то весьма важном, сообщили ей, что у них в доме живут два дяди из Африки и еще Ахмет… он — не дядя, но тоже приехал из Африки.

Настойчивым напоминанием об этой ненавистной стране пустынь они привели Ульрику в самое отвратительное расположение духа; наконец, когда маленький Ганс наивно спросил: «Ты тоже из Африки?» — ее терпение лопнуло.

— Нет, я из Померании! — со злостью фыркнула она, делая самую свирепую физиономию, какую только умела.

Мальчик сначала посмотрел на нее с недоумением, но, должно быть, нашел ее тон и лицо чрезвычайно комичными, потому что громко, искренне рассмеялся; двое старших принялись вторить ему, и вокруг новой тети, умеющей так забавно шутить, поднялось настоящее ликование.

— Эта шайка еще и потешается надо мной! — рассердилась старая дева и хотела вскочить, но Ганс бесцеремонно вскарабкался к ней на колени и удобно уселся, а двое старших блокировали ее справа и слева.

Ульрика никогда не имела дела с детьми; они робко сторонились неласковой, бранчливой дамы; доверчивость мальчиков до такой степени ошеломила ее, что она даже не пыталась обороняться и встать. Так и застал ее вошедший Бертрам, уже узнавший о ее приезде. Он приветствовал ее с обычной веселостью:

— Здравствуйте, фрейлейн Мальнер! Сидите, пожалуйста! Это так мило с вашей стороны, что вы занялись моими мальчуганами.

— Это они занялись мной, — ответила Ульрика и сделала попытку стряхнуть с себя назойливых малышей, но это удалось ей лишь отчасти; Ганс удержал позицию и энергично заявил:

— Я хочу сидеть у тебя на коленях.

К удивлению, тетя не протестовала, но не в силах была заставить себя вежливо обойтись со своим старым врагом, хотя в настоящее время была гостьей в его доме; ее тон менее всего можно было назвать дружелюбным, когда она сказала:

— Ваша жена пригласила меня, но нравится ли это вам — я не знаю.

— То, что делает моя жена, мне всегда нравится, — учтиво ответил Бертрам. — Кроме того, вы знаете, как высоко я всегда ценил вас. Итак, вы продали Мартинсфельд?

— Его отобрали у меня самым подлым образом, — поправила его Ульрика с крайним раздражением.

— Вы говорите так, будто его у вас в самом деле отняли или украли, а между тем вы получили за него хорошую цену, почти вдвое против настоящей стоимости, и, собственно говоря, должны были бы радоваться.