Мир завтра. Как технологии изменят жизнь каждого из нас

В своей диссертации на тему экстремального туризма Мара писала: «Риск – это необходимая составляющая любых приключений… Беречь себя от опасностей и неожиданностей реального мира – значит отрекаться от настоящей жизни». И слово с делом у нее не расходится.

Через неделю после выписки из больницы, первого июля, в 10:45 утра Мара принимает 140 мг МДМА, а еще через час усиливает эффект дополнительной дозой в 55 мг.

Как говорил Хантер Томпсон, «купи билет – и в путь».

6

Рику Доблину 56 лет. Он крепкий, коренастый, с темными курчавыми волосами и широким лбом, изборожденным «смеховыми» морщинами. Рик родился в еврейской семье в Ок-Парке, штат Иллинойс, и воспитывался, как он говорит, «в тени Холокоста». Подростком он избегал спорта и девушек ради книг, посвященных тематике гражданского неповиновения. К четырнадцати годам его уже волновали проблемы социальной справедливости. В 16 лет Рик присоединился к антивоенным протестам, и заведенное против него уголовное дело поставило крест на той жизни, которую прочили ему родители: он уже не мог стать адвокатом или врачом и заниматься тем, чем полагается заниматься хорошим еврейским мальчикам.

Вместо этого Доблин уехал во Флориду и поступил в Новый колледж. Тогда ему было 17 лет. «Я еще не общался с девушками, – говорит он, – и считал “Битлов” авторами глупых любовных песенок». До этого времени он не знал алкоголя, не пил кофе, не выкурил ни одной сигареты и даже не пробовал газировку. Это было в 1971 году, и тогда Доблин еще верил пропаганде. «Наркотики пугали меня, – говорит он. – Я был уверен, что достаточно один раз попробовать, чтобы сойти с ума». Но, поступив в Новый колледж, он обнаружил там колонию нудистов у бассейна в кампусе и психоделические танцевальные вечеринки, продолжавшиеся всю ночь. Доблину потребовалось не так уж много времени, чтобы перебороть страх перед наркотиками.

«ЛСД стало для меня откровением, – говорит он, смеясь. – Когда я был моложе, то, как и все остальные, очень серьезно относился к ритуалу бар-мицва. У меня было много вопросов в отношении религии, на которые я хотел получить ответы. Я ожидал мистического, трансформирующего дух опыта. Когда же все произошло, я совершенно разочаровался в Боге. Десять лет спустя у меня был первый психоделический опыт, и именно ЛСД принес мне то, чего я ожидал от бар-мицвы. Это было именно то, что нужно».

Доблин сразу же стал одержим психоделиками. Потом были новые трипы и новые исследования. Затем он познакомился с книгами «Программирование и метапрограммирование в человеческом биокомпьютере» Джона Лилли (попытка картировать сознание во время наркотических трипов в совершенно изолированном помещении) и «Области человеческого бессознательного» (Realms of the Unconscious) Станислава Грофа (Гроф был одним из ведущих исследователей ЛСД в 1950–60-е годы). «Психоделики были именно тем, что я искал, – говорит Доблин. – Они открывают научный способ объединить духовность, терапию и нравственные ценности. Они позволяют погрузиться в глубины души и возвратиться назад с важными моральными уроками, лишенными всяческих предрассудков. В принципе, это готовый инструмент социальной справедливости. Я думал тогда – и думаю до сих пор, – что при правильном применении психоделики являются мощным антидотом идеологии Гитлера».

Было это антидотом или нет, но Доблин пришел в этот мир слишком поздно. «Из-за войны, объявленной наркотикам, всякая научная работа с психоделиками прекратилась. Исследования переместились на сновидения, медитацию, голодание, религиозные песнопения, холотропное дыхание – одним словом, на все прочие способы достигнуть измененного состояния сознания без наркотиков. И виноват в этом был не истеблишмент; это была наша собственная ошибка, ошибка носителей контркультуры. Мы держали это в руках и потеряли». В итоге Доблин вылетел из колледжа, сел на наркотики, завел себе волка в качестве домашнего питомца, испробовал интенсивную терапию первичным криком и множество других форм терапии, учился строить дома – в общем, делал все, что угодно, лишь бы отвлечься от мысли о том, что исследования психоделиков – единственное занятие, интересующее его в этом мире.

В 1982 году ему представился удобный случай вернуться к любимому занятию. Как только появился препарат МДМА, Доблин был сразу же покорен им. «Это было прекрасное средство для высвобождения внутренней любви, для самоприятия, для достижения внутренней гармонии. Я сразу понял, какой удивительный терапевтический потенциал имеет этот препарат, но его уже начали продавать в барах. МДМА стал очень популярен. Было ясно, что запрет не заставит себя ждать. Но я знал, что, если мы сыграем на опережение, у нас появится шанс перебороть высокомерное отношение к психоделикам и как-то изменить курс».