Мир внутри

– Это ж сопровождающие туристов. Тоже на неделю собрался? – Я покачал головой. – Вот, все вы такие. Хотя… у меня молодежи совсем нет, не идут. Или отваливаются как перепившие клещи. Черт, что за сравнения сегодня лезут. Моложе тридцати всего двое и те девчонки, – понял, что снова не то ляпнул, мотнул головой. Глянул пристально, оценивая, будто на весах взвешивал. – Правда, будешь ждать?

Я снова кивнул. Руководитель Центра подготовки хмыкнул.

– Что ж тебя так тянет туда?

А что мне было ему говорить? – летчику-испытателю, ни разу не видевшему того, чем любовался я, каждый из тех, кто хоть раз, хоть не на неделю даже, а на день побывал за окраиной неба. С головой окунулся в звездный водоем, в самый омут.

– Ну, хорошо, – сдался, – завтра подпишу. И можешь приступать к программе тренировок.

Ссутулился и быстро прошмыгнул мимо вахты на выход. Машина заждалась. А я еще какое-то время смотрел на панно, возле которого мы беседовали. Давнишнее, наивное, первых времен – фигуры человека, силуэты кораблей на фоне бескрайнего звездного простора. Что мне ему было сказать, как объяснить свое постоянное возвращение? Звезды они такие. Увидев хоть раз их обнаженную красоту, невозможно отвести взор. И потом не вернуться снова на прежнее место свидания. И, если получится, четвертый раз – главное, пройти программу подготовки и ждать. Верить. Надеяться.

Первый старт

Команду набирали долго, с придирками. От всех стран – участников проекта. Хотя полет испытательный, всего на неделю, мероприятие афишировалось с колоссальной помпой. Будто провожали за край вселенной. В экипаж должно войти восемь человек, после долгих и нудных переговоров пришлось сократить до шести, хотя троих бы за глаза хватило. Всего работы: эксперименты с двигателями, заход в две точки Лагранжа, проверка систем жизнеобеспечения, ну и привычная ерунда по приборам и ситуациям. Выход в открытый космос и запуск микроспутника, собранного студентами Йеля. Символическая пикалка в память о годовщине запуска первого спутника, странно, что наши не могли сделать того же. Хотя чему я удивляюсь, наша космонавтика, это уже история. Неудивительно, что исторического персонажа и выкопали представителем России: три полета в космос, первый еще при живом СССР, последний… да тоже не вчера. Хотя у нас конфронтация, но участвовали в создании, а уступать место гордость не позволила. Словом, вспомнили обо мне, отправили в Хьюстон, там полгода компоновали будущий экипаж, наконец, утрясли, и отпустили на родину до первых тренировок.

Три американца, два европейца – француз и немец – и я. Шесть лет назад, когда космоплан только переходил от чертежей к прототипам, Россия передала систему аварийного спасения и двигатели для разгонного блока. Все еще королёвских времен. Все еще отлично работающее. Через год наша страна в очередной раз разругалась с союзниками, проект на какое-то время встал, но снова ожил. И вот первый старт символически назначен на четвертое октября. У нас-то хоть будут отмечать?

Состав экипажа обычный: два молодых спеца, это их первый полет, и четверо матерых калачей, у каждого минимум по два пребывания на орбите. Больше всех – восемь – у капитана, американца Росса Палмера. Мой ровесник, все их заработал на «Шаттлах», единственный раз, что я летал на этой махине, как раз под его командованием.

Остальных знаю только по «судебным сборам», как мы прозвали вербовку экипажа. Теперь будет время притереться в рабочих условиях – почти три месяца. Хотя на этот счет мало кто переживал, все же, в космонавты берут коммуникабельных или хотя бы ответственных. Но всякое бывало. Плохие примеры поминать не хочу, а вот хороший с удовольствием. Еще на «Мире» было – нам на три месяца завезли американку. Но старенькая станция решила подшутить: день, когда из строя не выходили гироскопы, вентиляция, туалет, электроника или хоть солнечные батареи, выдавался столь редко, что ЦУПом почитался за выходной. В остальные мы втроем работали, не покладая рук. Я в космос выходил раз десять, не меньше. И главное, из-за постоянных неполадок Земля никак не могла пристыковать «Союз» для возвращения. Конечно, женщина поначалу извелась, то мелкие, то крупные аварии кого хочешь с настроя собьют, случались и истерики и запиралась в модуле от нас, всяко бывало. Но неделя прошла на нервах, другая, потом Шеннон взяла себя в руки, выбралась из кокона, а потом и за стряпню взялась – отлично она пироги с конфитюром готовит. Успокоилась, уже не так реагировала не бесконечные задержки. За время полета стала бабушкой, мы с Юрой по этому поводу банкет устроили. Под конец и вовсе не хотела расставаться. Жаль, когда я ушел из отряда космонавтов, связующая нас ниточка тоже оборвалась. А она еще раза четыре летала, после долго в Хьюстоне работала консультантом по ЧС.